— Вчера не получилось поговорить, — сказал я. — Как ты?

— Чешется пятка.

Я с недоумением глянул на то место, где должна быть его нога.

— Ну, и что ты делаешь, когда чешется пятка?

Он на меня так посмотрел, что я скорей в магазин. Там очередь. Махая крылышками, какая-то птичка трепыхалась над окном, заглядывая в него, а очередь длинная, и, пока я стоял, несколько раз птичка прилетала. Нависла черная туча, затем другая — туча на туче; в магазине включили электрический свет, потому что кассирша не могла в темноте считать деньги. Когда я вышел из магазина, дунул ветер, и я будто проснулся, обсыпанный с деревьев каплями вчерашнего дождя. Вдруг тучи на небе развеялись. И, когда просияло солнце, когда все вокруг в его лучах возликовало, — тут я почувствовал, что жизнь моя висит, как на ниточке.

А когда, вернувшись домой, закрылся в своей комнатке, подумал, что у других — канаты, железные канаты, но потом осознал — у всех ниточка, иначе быть не может; смысл жизни в паутинной ничтожности этой ниточки. Я представил, сколько ниточек спускается с неба! И чем сильнее веруешь, тем утончается эта ниточка, и я испугался, но в душе все больше разрасталась радость, когда радоваться, кажется, нечему. Тут я вспомнил Милочку. Я вспомнил о ее сердце, как кулачок у пятилетнего ребенка, и сейчас догадался, что «кулачок» можно «опустить». Изумившись, что у этой девушки невинное ребячье сердечко, я с неземной радостью осознал, к чему вчера прикоснулся. И вот тут, когда я был далеко-далеко, зазвонил сломанный телефон. От мысли, что никак не мог телефон сам собой включиться и зазвонить, я онемел и не удивился Нюсе, когда та сказала: у меня опять сегодня «форточка». Чего молчишь? Но я сразу же опомнился, когда голова закружилась.

На этот раз доехал быстро — коровы уже на пляже. Когда выскочил на остановке из автобуса, Нюся, как и вчера, стояла у чайной и ожидала меня. Мы опять сели за тот же столик у окна, и я не выдержал:

— Не могу больше так!

В этот момент хлопнула дверь на пружине за вошедшими в чайную, и я не расслышал, что мне ответила Нюся, но по губам ее и поспешно опущенным глазам догадался, что она ответила не так, как вчера. Каждый раз она другая, и надо теперь опять начинать все сначала, будто ничего раньше и не было. Я вспомнил, как Нюся сказала мне «нет», и спросил:

— Что же все-таки тебе приснилось вчера?

— Посмотри на эту парочку, — показала Нюся, — вон за тем столиком.

— Расскажи, что приснилось.

— Посмотри на них.

— Чего мне на них смотреть? — я оглянулся на мужчину и женщину, которые хлопнули дверью. — Расскажи…

— Ты опять? — вздохнула Нюся. — Не хочу рассказывать.

— Почему?

— Не хочу.

— Но почему? — не мог я понять, как она вдруг начала:

— Привязаны люди…

— К чему?

— К какому-то дерьму, — простонала Нюся. — И на них сверху дождь!

— Не надо дальше.

— Я же говорила.

— Вчера зашел в церковь, — вспомнил я.

— Посмотри на эту парочку, — не могла успокоиться Нюся. — За все это время они не произнесли ни одного слова, и даже не было слышно, как мужчина заказывал официантке.

— Уже не могу больше так, — пробормотал я, оглядываясь.

— Посмотри на них.

— В церкви стояла девушка, — продолжал я. — Она стала падать в обмороке; я подхватил ее и вывел на воздух. У нее оказалось сердце, как кулачок у пятилетнего ребенка.

— Откуда ты знаешь? — спросила Нюся. — Откуда ты это можешь знать?

— Я ее провел домой, и начался дождь.

— И ты остался у нее?

— Да, — я кивнул. — И я ей рассказал про тебя.

— Не хочу это слышать.

— Потом пришла ее мама, — не смотря ни на что продолжал я. — И, когда я обмолвился, что ты лунатичка, ее мама не выдержала: и эта такая же, — показала на дочку.

— Зачем ты всем рассказываешь, что я лунатичка?

— Не в этом дело, — пробормотал я. — Я совсем не об этом. Я о том разговоре с Милочкой потом, когда ее мама ушла.

— Не хочу слышать, — повторила Нюся.

— Почему?

— Уже должен быть звонок в школе, — Нюся посмотрела на часы, затем в окно, — но почему не звонят? Как медленно тянется время!

Я глубоко вздохнул перед тем, как начать про то, ради чего все это затеял, но еще раз как-то совсем по-другому затаенно вздохнул, когда понял, что про это невозможно рассказать.

— Ну что такое, — повернулась ко мне Нюся. — Слушаю тебя.

— Сначала о другом, — не знал я, с чего начать. — А об этом, может быть, удастся потом, после того, что сейчас расскажу.

— Устала слушать! — взмолилась Нюся. — Ты все время говоришь одно и то же, и я устала. Сколько можно?! Я от тебя ожидаю совсем другое.

— Ладно, — махнул я рукой и наконец осмелился: — После того, как я Милочке про любовь, а она напомнила о своем сердце, мне стало стыдно; тут она говорит: ты не видишь, что я как ребенок. Но, если будешь со мной как с ребенком, выйду за тебя замуж. А я, когда думал про любовь, забывал про ее сердце. И, когда я опять взял за руку Милочку, она спросила: ты забыл, что со мной случилось в церкви? Нужно видеть ее, чтобы понять, что я почувствовал, и я рядом с Милочкой ощутил в себе силу жениться на ней не так, как все женятся…

Я ожидал, что Нюся скажет «не верю». Наконец я начал о том, о чем вчера Милочка рассказала, когда солнце зашло. Снова я подумал — Нюся скажет «не верю», но она прошептала:

— И я тоже сама себя видела. — И еще добавила: — Чего это ты?

Сжимаю и разжимаю перед собой пальцы; сам не могу понять, что делаю, пока не осознал, не вспомнил, чего Милочка рассказывала про то, как едва не умерла; можно сказать — и умерла; и, когда она умерла, — увидела сама себя, и — что у нее губы посинели, и рядом расплакавшуюся маму. Я вспомнил, как Милочка вчера, рассказывая об этом, протянула ко мне свои руки ладонями вверх, сжимая и разжимая пальцы, а я не мог понять, что она делает, пока Милочка не повторила: когда пожалела маму, сначала почувствовала на руках пальцы, а уже потом забилось сердце — и я опять начала дышать…

Тут я опомнился и спросил у Нюси:

— Ну, а ты как сама себя видела?

— Посмотри на них, — в который раз прошептала она.

— Вероятно, — я оглянулся, — между ними этой ночью что-то произошло…

Мужчина сидел спиной ко мне, а молодая пышная женщина в цветастой кофточке подняла на меня глаза и тут же опустила. Я повернулся к Нюсе.

— Как же ты сама себя увидела?

— Клеила с мамой обои…

— И я же вам помогал, — перебил я. — Это еще было в то лето, — обрадовался и тут же загрустил, — когда мы начали встречаться.