– Трудный вопрос, – ответил Кольцов. – Я, как и все остальные, разный.

– Разные тоже бывают разными. Извините за корявость мысли. Но если у вас, большевиков, хотя бы десять процентов таких, хочу верить: Россия выживет.

– Спасибо за комплимент, – улыбнулся Кольцов.

– Ну, что вы! Я солдафон. Комплименты говорю только женщинам, и то нечасто. Просто я давно не испытывал такого удовольствия от беседы… э-э…

– С чекистом, – подсказал Кольцов.

– Я не то хотел сказать. С чекистами мне встречаться не доводилось, – полковник вытянулся и, кажется, даже слегка прищелкнул каблуками: – Позвольте представиться! Полковник Бурлаков – участник русско-японской, Великой и этой… право, не знаю, под каким названием она войдет в историю. Я бы назвал ее братоубийственной.

– Кольцов.

Представляться своим полным чекистским званием «полномочный представитель ВЧК, комиссар…» ему не захотелось. Да и не было в этом никакой необходимости. К тому же он все еще никак не мог привыкнуть к своей высокой должности.

Изо дня на день Кольцов ждал новых транспортов с реэмигрантами. Но шли дни, потом недели. Пограничники и сотрудники оперативного отдела Региструпа сообщали в ВЧК о небольших – десять-пятнадцать человек – группах, которые доставляли к советским берегам на своих фелюгах и яхтах контрабандисты. Это был нищенский улов, который вконец разочаровал Кольцова. Он надеялся на значительно большее.

Но постепенно Кольцов начал осознавать, что после того, как «Решид-Паша» покинул турецкие берега с первой партией репатриантов, Врангель не сидел сложа руки. Он однажды понял, что уступил агитационное поле большевикам, и стал срочно исправляться. По крайней мере об этом красноречиво свидетельствовала листовка, о которой ему рассказал полковник Бурлаков. Он вспомнил также небольшую брошюрку, которую видел в информотделе Региструпа – «Кладбище по имени Крым», изданную врангелевским агитпропом вскоре после бегства белых из России.

Рассказ о жестокостях красных в Крыму не был фальшивкой. В книжечке приводились фамилии повешенных, расстрелянных и казненных самыми варварскими способами. Имена этих солдат и офицеров были известны в белой армии.

Что можно противопоставить такой агитации? Какие слова найти, чтобы людей покинул страх и они бы поверили, что такое больше не повторится? Осудить палачей? Покаяться?

Но ведь это будут всего лишь слова. Словам уже давно перестали верить. «Кладбище по имени Крым» – это факт. Ему верят. А слова – это пух на ветру. Куда ветер повеет, туда он и полетит.

Кольцов посмотрел на лежащую перед ним газету «Красное Черноморье». В ней было опубликовано обращение кубанского казака Дзюндзи к своим товарищам, которые все еще оставались на чужбине. Региструп рекомендовал Кольцову напечатать обращение в виде листовки. Но бодряческий тон обращения не понравился Кольцову. Не мог так написать усталый, измученный чужбиной казак, после долгих мытарств вернувшийся на Родину.

«Браты! Казаки! Темные массы людей, не проникнутые сознанием, что такое советская власть и какова ее программа, пошли за офицерами и генералами-поработителями…».

Кольцов брезгливо поморщился. «Какая бойкая, бодряческая гадость, это обращение. Надо бы найти время и зайти в редакцию газеты, посмотреть на этого борзописца. Пусть хоть извинится перед казаком, имя которого он измарал своей бессмысленной трескучей болтовней».

Он подумал, что, судя по всему, и его листовке не очень поверили там, в Галлиполи. Какой непростой оказалась эта работа! И с какой легкомысленной готовностью взялся он за нее. Ему казалось все таким простым: напишет текст листовки, ее отпечатают и доставят туда, на другую сторону Черного моря. И пойдут в Советскую Россию караваны судов с реэмигрантами.

Кольцов отбросил газету и с огорчением подумал, что этими двумя пароходами вернулись только те, кому не нужны были никакие слова. Они, возможно, и не читали его листовку. У них, вероятнее всего, уже не было иного выхода: или возвращаться в Россию, или смерть. Но таких мало. Его задача – вернуть тех, кто колеблется, или тех, кто еще не утратил надежды на новый освободительный поход Врангеля в Россию. Какие слова найти для них? Чем убедить?

Что-то он делал не так! Суетился, хлопотал, недосыпал ночей, но, как оказалось, отдача была почти нулевая. Надо в корне перестраивать работу. В первую очередь до мелочей разобраться в том, что происходит на той стороне, во врангелевском лагере? Возможно, так он найдет ту единственную ниточку, потянув за которую распутает целый клубок.

С чего начинать?

Не откладывая задуманное в долгий ящик, он отправился в информационный отдел Регистрационного управления (Региструп) или, как его еще с издевкой называли, «Мертвый труп». Начальник Региструпа Ян Давидович Ленцман распорядился ознакомить Кольцова со всеми интересующими его материалами, касающимися внутренних политических процессов в российском зарубежье.

В шестнадцатом спецотделе Кольцов провел не один день, разбираясь в залежах интересных, но не идущих ему в дело материалах.

После того как зарубежная эмиграция поняла, что новый поход Врангеля на Москву откладывается и вряд ли когда состоится, ею постепенно овладевала надежда на многочисленные повстанческие движения, которые стали возникать в Советской России. Антибольшевистские эмигрантские организации стали активно подталкивать французское правительство на помощь различным антибольшевистским объединениям. С такими просьбами к французам обратились Керенский, Савинков, Шульгин и генерал Глазенап.

Керенский возглавил антибольшевистскую организацию, в которую входили бывшие русские политические партии от кадетов до эсеров. Они надеялись вызвать народные мятежи и восстания внутри Красной армии.

Савинков возглавил антибольшевистскую организацию, созданную русским политическим комитетом в Польше. Он действовал совместно с украинским правительством Петлюры. Савинков и Петлюра рассчитывали на военную интервенцию в Украину, Белоруссию и в северные и северо-западные районы России.

Намерения Савинкова и Петлюры импонировали Шульгину, за спиной которого стояла довольно большая часть влиятельной русской интеллигенции.

Генерал Глазенап поддерживал планы германофильских кругов в Берлине. Он намеревался создать из бывших врангелевских частей полицейские армии, в удобное время вторгнуться в Галицию и идти дальше, на Киев и Москву.

Все это было интересно, но для Кольцова представляло куда меньший интерес, чем армия Врангеля в Турции. Но ничего конкретного по армии Врангеля он пока не обнаружил.

Девушка, сидящая на первоначальной разборке писем, подошла к Кольцову, сказала:

– Взгляните! Быть может, вас это заинтересует?

Письмо было совсем недавнее: комиссар Франции в Константинополе М. Пеллё обращался к генералу Врангелю. Каким образом оно оказалось в Региструпе, никто не знал. Девушка предположила, что, скорее всего, оно было найдено среди бумаг, изъятых у репатриантов. Но самое главное: у кого в кармане оно хранилось, выяснить, к сожалению, так и не удалось. Впрочем, само письмо тоже представляло для Кольцова определенный интерес.