Они двигаются в тишине, отставая от поисковой группы. Понятно, что ни он, ни она не уйдут далеко. Скоро один из них найдет повод повернуть назад. И все же они продолжают шагать, все дальше углубляясь в парк Иден-Хилл, и никто не произносит ни слова и не пытается сбежать. Это напоминает Клэри времена, когда они соревновались, кто дольше продержит ладонь над зажигалкой – кто вытерпит, а кто отдернет руку.

Они поворачивают, выходя на лесную прогалину, и вдруг Клэри в изумлении застывает на месте. Она ни разу не подходила к этой поляне с другой стороны и не ожидала, что они так быстро окажутся здесь. Трэвис осматривается, пытаясь найти, что вызвало у нее такую реакцию, а потом к нему приходит понимание. Он поворачивается, чтобы посмотреть на Клэри:

– Это?..

С круглыми от удивления глазами Клэри кивает. Конечно, она знала, что они где-то неподалеку. Буквально этим утром они с Фэй обсуждали это странное совпадение – что машину Энни нашли так близко к поляне, где был обнаружен труп ее матери. Возможно, в процессе поисков полиция предположила, что Энни решила прийти сюда и упала, или ей стало плохо, или кто-то напал на нее. К тому же люди все еще наведывались в эти края время от времени, чтобы увидеть место убийства своими глазами или даже осмелиться провести здесь ночь. В городе до сих пор гуляют легенды о том, что место гибели Лидии населено призраками, хотя это не то, о чем, по мнению Клэри, нужно беспокоиться. Живые люди куда опаснее мертвецов.

Трэвис тихо стоит рядом, внимательно осматривая поляну, как будто что-то – или кто-то – может следить за ними из леса. Но Клэри не боится. В ее мыслях яркая картинка – Лидия и маленькая Энни, сидящие у своей палатки много лет назад. Клэри как будто смотрит кино: ночная прохлада уже вступила в свои права, и Лидия укутывает их с Энни одеялом. Энни указывает на звезды крошечным пальцем, а Лидия учит ее загадывать желание. Энни тут же просит щенка, а Лидия собирается загадать что-то свое, но вдруг они слышат хруст ветки под чьей-то ногой. Обе поворачиваются в сторону звука, их одинаковые голубые глаза широко раскрыты, пока неясная фигура надвигается на них. Клэри очень хочется разглядеть, кто же это. Это тот, кого Лидия пригласила сама? Это незнакомец? И вдруг ее осеняет: может быть, если сейчас, на этом самом месте, она во всем признается Трэвису, сделает то, чего хотела ее сестра, Энни вернется к ним и все будет как раньше.

– Трэвис, – слышит она себя, а слюна густеет во рту до такой степени, что она едва может ее проглотить.

Трэвис оглядывается на нее, и она видит знакомый взгляд «бей или беги», который появлялся в его глазах каждый раз, когда он чувствовал угрозу.

– Да? – Слово застревает у него во рту. «Он знает – думает Клэри. – Он знает, что я собираюсь сказать».

Она уже готова спросить, так ли это, но потом решает просто довести начатое до конца. Она скажет. Будь что будет. И когда они вернутся, она услышит, что Энни нашли. Возможно, ей больно, но она в больнице, и все будет в порядке. Фантазия толкает Клэри вперед.

– Что, если бы я призналась тебе кое в чем, что произошло, после того как мы… В общем, когда ты ушел. – «Это не так и трудно», – думает она.

Он поворачивает к ней лицо и дарит легкую улыбку, которую она узнает мгновенно. Это «улыбка миротворца», которую он применял в тех случаях, когда хотел сгладить острые углы в неприятных для него ситуациях. Мгновение он смотрит ей в глаза, а затем отвечает:

– Я бы сказал, что это было очень давно.

– Да, – соглашается она.

– Я бы сказал, что никому из нас не стоит возвращаться туда. Правда?

– Энни думала иначе, – тихо возражает Клэри. Она смотрит в землю, собирая всю свою смелость, чтобы сказать главное – то, что вернет Энни. Она вспоминает последний телефонный разговор с кузиной: «Ты знаешь, что он сделает, если я скажу ему. Он найдет ее. Он использует все свое влияние, чтобы убедить ее родителей разрешить ему участвовать в ее жизни. И они пойдут у него на поводу, потому что они хорошие люди. Он заставит их поверить, что они делают доброе дело, а через несколько месяцев или лет или еще когда-нибудь он убедит их выйти на сцену вместе с ним и представить ее миру. Он превратит все в душещипательную мелодраму – может быть, даже напишет об этом книгу. Ты же знаешь, какой он. Он сделает девочку своей историей. Но она не принадлежит ему. У нее – своя собственная жизнь».

Клэри поднимает глаза и видит, что Трэвис настороженно наблюдает за ней. «Улыбка миротворца» исчезла, и все, что осталось на его лице, – это страх. Неприкрытый страх. Клэри ждет, что он попросит ее продолжить, но вместо этого Трэвис дергает ее за локоть.

– Давай, – говорит он. – Надо идти.

Ошеломленная его реакцией, Клэри срывается с места, снова шагает рядом, словно ничего не произошло, словно теперь, когда момент упущен, они могут жить дальше как ни в чем не бывало.

Но что-то все-таки останавливает ее. Не то чтобы она хотела остаться там, где ее тетя была убита, а ее кузина осиротела, – нет. Она просто не хочет делать того, что ожидает от нее Трэвис. Она не сделает больше ни шагу рядом с ним. И она позволит этому желанию затмить все остальные.

– Нет, – решает Клэри. – Ты иди. А я остаюсь.

– Ну же, Клэри. Я не могу оставить тебя здесь, да еще в такое время, – возражает Трэвис.

Клэри слегка вдавливает каблуки в землю, словно она может пустить корни.

– Со мной все будет хорошо, – отвечает она, чувствуя себя странно счастливой. – Иди.

На этот раз это ее выбор – остаться позади. Как и выбор родить ребенка, не сказав Трэвису. Энни считает, что всему виной ее эгоизм, но она не понимает того, что понимала Клэри и тогда, и сейчас. Ведомый своей верой, Трэвис совершил бы «правильный поступок». Он вернулся бы в Ладлоу, женился на ней, вырастил бы свою маленькую девочку. Он нашел бы работу, задвинул в дальний ящик призвание и закончил бы горьким пьяницей, как его отец. Он не смог бы стать известным проповедником. И не видать ему больше миллиона подписчиков в Инстаграме.

Иногда, когда Энни приписывает себе все заслуги по поводу нынешнего положения Трэвиса, Клэри хочется поправить их обоих. Но, конечно, она этого не делает, потому что знает, что поступила так не только ради него, но и ради себя. Она солгала и сказала, что не знает имени отца ребенка. А потом уехала в Шарлотт, чтобы покончить со всем самостоятельно.

Она сделала все возможное, чтобы сохранить беременность в секрете. Она солгала своей матери и кузине, сказав, что ей нужно ненадолго уехать из города, чтобы прийти в себя после расставания. Она солгала о предложении по работе, в то время как «найденная работа» состояла в том, чтобы показать ребенка паре, которая не могла иметь своих детей. Когда она говорила с Энни или Фэй, она придумывала истории о коллегах, которых не существовало, выдавая ситуации, подсмотренные у других, за якобы случившиеся с ней. Она сочиняла оправдания, чтобы не посещать Ладлоу в последние месяцы беременности, когда не могла больше скрывать свое положение. Она жила с приемными родителями, видела их жизнь воочию, и ее уверенность в том, что она выбрала правильное будущее для своей дочери, крепла день ото дня. В течение нескольких месяцев она была действительно счастлива. Но потом с внезапным визитом нагрянула Энни, взбешенная ее притворством. Она обвинила Клэри в том, что у нее «кишка тонка», хотя та за всю свою жизнь не чувствовала себя смелее.