Во время нашего интервью с Виком Макферсоном он обошел стороной тот факт, что сам был подозреваемым при расследовании обстоятельств смерти Питера Кэсслтона южноафриканской полицией. Но в итоге ее сочли несчастным случаем.

* * *

Николасу в конце концов удалось добиться встречи с Крейгом Уильямсоном, но при условии, что меня там не будет. После всех обвинений в его адрес он не желал встречаться со шведскими журналистами. Вернувшись от Уильямсона, Николас, однако, сообщил, что Крейг все же не выказал решительного нежелания побеседовать со мной, но Николасу надо будет еще раз самому поговорить с ним.

Моему терпению – четыре интервью за десять дней! – уже подходил конец, когда появился Николас и сказал:

– Он согласен с тобой встретиться. Никаких камер, диктофонов, телефонов, ничего. Таковы его условия.

Мы договорились о встрече около мотодрома Кьялами на окраине Йоханнесбурга, в заведении, представлявшем собой нечто среднее между кафе и рестораном. Оно казалось уютным, но стандартно-безликим. В меню обычный набор: салат «Цезарь», всякие гамбургеры и тому подобное. Сносно, но восторга не внушает.

Мы прождали пятнадцать минут, и наконец снаружи припарковался сияющий черный «рейндж ровер», шофер открыл дверь, и из машины вышел Крейг. Не такой толстый, каким я видел его на фото, но постаревший, обычный человек за шестьдесят.

– Я скинул сто шестьдесят пять фунтов, – начал беседу Крейг. – Операция по уменьшению желудка.

На первый из моих вопросов он, таким образом, сразу ответил. Николас, уже задавший свои во время предыдущих встреч с Крейгом, предоставил вести беседу мне. Я начал издалека, хотя Крейг, конечно, понимал, к чему я подбираюсь.

– Я пишу книгу о том, что обнаружил в архиве писателя Стига Ларссона. И в некоторых его материалах упоминались вы.

– Что ж, конечно, можно об этом поговорить. Если только речь не пойдет о том, что я якобы замешан в убийстве Пальме.

– Несколько дней назад мы были у Вика Макферсона, – сказал я. – Он назвал вас лучшим шпионом за всю историю ЮАР. Может, с этого и начнем?

– Можем обсудить что угодно из того, что я рассказывал в Комиссии истины и примирения. Я отвечал за все операции, исполнителями которых мы были. Шла холодная война, и я на ней сражался за Запад. Тогда мы считали, что моральная правота на нашей стороне. Я выполнял грязную работу за наше правительство, а наше правительство делало ее за все правительства западного мира.

– Значит, убийства Рут Фёрст, Дженнет Шун и ее дочери совершены во имя апартеида?

– Как я уже сказал, шла война. Нам отдали приказ убить мужа Рут, Джо Слово, и мужа Дженнет, Мариуса Шуна. Гибель этих женщин – не убийства, а роковые случайности в военное время. Они оказались невольными жертвами.

– Мы недавно говорили с Фрицем Шуном. – Крейг и глазом не моргнул. – Его первое воспоминание, как его выносят из горящей комнаты, где находились его мать и сестра.

Крейг не шелохнулся.

– То, что именно жены, а не мужья погибли от взрывов посылок, это просто случайность?

– Ну, посылки-то были адресованы Джо Слово и Мариусу Шуну. Если их открыли жены, они сами решили свою участь.

Разговор так и крутился вокруг столь же абстрактных тем. Крейг был действительно умен. Иначе бы не смог столько лет уходить от возмездия. В конце беседы я все же спросил о том, ради чего приехал из Швеции.

– Вы были причастны к убийству Улофа Пальме?

Крейг посмотрел мне прямо в глаза.

– Меня обвиняли очень во многом. Говорили, что это я стоял за убийством Пальме, за авиакатастрофой, когда погиб Самора Машел, даже за взрывом над Локерби. Это всё чушь. Я не причастен к убийству Улофа Пальме.

Он ответил, но не оборвал разговор, и я попробовал изменить подход.

– На днях я отыскал Риана Стандера…

– Риан Стандер мертв.

– Нет, это не так. Он отказался от встречи со мной, и с Николасом тоже.

Мне все-таки удалось удивить Крейга.

– Надо будет мне самому все выяснить. Риан Стандер – таракан.

Мы с Николасом переглянулись. Оставалось только надеяться, что мы не обрекли мистера Стандера на смерть.

Вскоре наш разговор завершился. Мы разошлись, пожав друг друга руки. Больше больных мест Уильямсона мы не задели.

В самолете у меня было ощущение, что я ничего не вынес из путешествия в ЮАР. Что ж, значит, придется заняться расследованием в иных направлениях. Южноамериканский след не мог привести меня ни к чему новому. Если только Крейгу не захотелось бы чуть-чуть пооткровенничать, надежды на что бы то ни было были ничтожны.

Стокгольм, февраль 2016 года

В полицейском участке на Кунгсхольмене меня любезно приветствовала детектив Карин Юханссон. У нее на столе лежала набитая до отказа папка. Я прочел имя на обложке – «Якоб Теделин». Потом к нам с Карин присоединился ее коллега инспектор Свен-Оке Блумбергссон. Они сказали, что будут записывать наш разговор, и до меня дошло, что я буду допрашиваемым. По телефону я спросил, какова судьба письма, посланного мной им полгода назад, и пообещал, что расскажу о своей встрече с Крейгом Уильямсоном. Возможно, если я дам им что-то, они тоже поделятся со мной информацией.

Блумбергссон зачитал обязательные в начале допроса формулы и включил цифровой диктофон. Мы провели без движения почти два часа. Казалось, они искренне интересуются Уильямсоном и южноафриканским следом в деле Пальме. Возможно, подумал я, дело в том, что помощник генерального прокурора Керстен Скарп уже сказала, что намерена сложить с себя руководство расследованием в деле Пальме. С 1987 года, когда она начала работу над этим делом, она в целом вела себя так, будто верит в виновность Петтерссона. Новые следователи, казалось, ухватились за возможность заняться другими версиями. Или полиция с трудом заучила-таки урок и поняла, что ей следует принимать журналистов всерьез, если полицейским не нравятся отрицательные отклики о ее работе.

Я рассказал Юханссон и Блумбергссону о поездке в ЮАР. И теперь мог сам задать им несколько вопросов. Карин Юханссон стала листать бумаги в папке, когда я заговорил о Якобе Теделине.

Получив мой отчет о разысканиях относительно Якоба, предпринимать никаких действий они не стали. Но сказали, что Теделина допрашивали дважды в 1987 году. До первого допроса в мае 1987 года Якоб находился под наблюдением СЭПО. Причиной этому послужило то, что в конце 1986 года он встретился с внештатным сотрудником СЭПО, назвавшись ложным именем и в парике. Теделин хотел поговорить об убийстве премьера. А уже в 1988 году досье Теделина по какой-то причине положили под сукно. Карин не нашла этому объяснений.

Полицейские пообещали передать мне все наводки, которые Стиг Ларссон предоставлял полиции. Однако во всем, что касалось Теделина, я натыкался на затруднения. Расследование, как обычно и говорят в таких случаях, по словам Карин и Блумбергссона, еще продолжалось, и они обязаны были защищать тайну частной жизни этого человека. Но в то же время они зародили во мне некоторую надежду, сказав, что я должен подать письменный запрос на информацию о нем.