Как только въехали во двор, ворота тут же поспешили сдвинуться, отгораживая участок от остального пространства.

Дорожка от калитки и стоянки к дому выложена серой плиткой, уложена тщательно, но все же травка ухитряется, обдирая бока, протискиваться в микроскопические щели.

Ингрид, как я заметил, старается не наступать на нее, та и так жалобная, ей намного труднее жить, чем той, что рядом с дорожкой.

Здоровое питание здоровым, однако и про красоту Володарский не забывает: почти половину крохотного участка занимают астры, пионы, еще какие-то цветы, я в этом не силен, а также черноклен, что не дерево, как я думал до недавнего времени, а кустарник, страшноватый, но вообще-то красивый даже на мой не совсем классический вкус эстета сингулярности.

Дверь дома произнесла тем же голосом:

– Поднимайтесь на крыльцо, входите. Уже открыто. Я сейчас спущусь.

Ингрид решительно потащила на себя входную дверь. Большая просторная комната в уютном полустаринном стиле открылась без всякого перехода в холл: резная мебель из мореного дуба, огромный камин, на полке сверху разная хрень вроде слоников и шкатулок, там же огромная картина под потолок с изображением яблок, винограда и прочего садово-огородного изобилия.

Мягкий диван с множеством подушек, толстый ковер на полу, старинный шкаф с настоящими книгами за остекленной дверцей, все должно создавать атмосферу уюта и доверия.

Потолок из таких же деревянных панелей коричневого цвета, как и стены, только темнее, а в центре нависающая над столом люстра о двенадцати рожках с лампочками, выполненными в форме свечей.

Даже верх просторных арочных окон выполнен в витражном стиле из цветных стекол, что изображают что-то мифологическое.

Я ощутил себя так, словно приехал в гости к бабушке, но дело в том, что бабушку я не любил за ее строгость и постоянные попытки учить меня, как должны вести себя мальчики.

На второй этаж ведет деревянная лестница, там послышались шаги. Хозяин спускается не слишком быстро, но и не старчески медленно, за перила не хватается, хотя ладонью скользит по ним, выглядит уверенным, смотрит не на ступеньки, а на своих гостей.

– Ну что, – проговорил он неспешно, – слушаю вас.

На мой взгляд, выглядит моложе своих лет, худощавый и среднего роста, что значит, в молодости считался рослым. И акселерация дала о себе знать, но с возрастом из-за гравитации каждый из нас теряет пять-семь сантиметров роста за счет сдавливания суставов и костей. Семьдесят лет ему не дашь, где-то шестьдесят, а то и меньше.

Ингрид держится сдержанно, передав мне бразды. Володарский доктор наук, как и я, и хотя экономика и нейрофизиология не совсем одно и то же, но все-таки мы хоть из разных семей, но члены одного закрытого клуба высоколобых.

Он поглядывает с интересом, уловил что-то странное, наверняка старается понять, что связывает двух таких непохожих.

– Владимир Лавронов, – представился я, – доктор наук в сфере нейрофизиологии, работаю в научном центре корпорации Игоря Мацанюка. Как и вы, кстати. Моя напарница, Ингрид, кандидат наук… У нас возникли неотложные вопросы, я решил, что вы можете помочь нам разобраться…

Он кивнул, продолжая рассматривать нас с любопытством совсем не старческими глазами.

– Не обещаю… но попробую. Садитесь пока за стол. Нет-нет, с этой стороны сижу я, а свои привычки менять уже поздно, да и не хочется.

Мы опустились за стол, белый, с идеально ровной и гладкой, как стекло, поверхностью. Посредине вазочка с мелкими цветами, что-то похожее на гвоздику, но не гвоздика, ту я видел однажды в фильме о революции.

Он сказал с интересом:

– У меня редко бывают гости. По разным причинам. Но вы меня заинтересовали. Что могло привести ко мне научных работников из Центра нейрофизиологии?

Ингрид неспокойно поерзала задницей по сиденью стула, а я сказал мирно:

– Можно, я сразу вместо танцев перейду к главному? У нас случилась крупная недостача. Кто-то выкрал весь наш последний грант в размере двенадцати миллионов долларов. Наш отдел, как и соседние, опечатан, мы пока маемся без дела.

Он кивнул, то ли ничуть не удивившись, то ли в этом возрасте лица становятся не такими подвижными, как в их же молодости.

– Понятно, – произнес он неспешно, – а как люди молодые и беспокойные, то решили, что в полиции все дураки, что приблизительно верно, а вы, как молодые ученые и обладатели более высокого интеллекта… по-вашему мнению, самого высокого в мире, можете разобраться сами.

– Это слишком жестко, – возразил я. – В полиции тоже иногда попадаются умные, я сам видел в кино.

– Я тоже верю фильмам, – согласился он. – Такое приятное и успокаивающее чувство.

– Да и мы, – договорил я, – решили не сами разобраться… слово-то какое ужасное, мы в детстве всегда разбирались друг с другом, как вспомню…

Я довольно натурально вздрогнул, подчеркивая свою суть ботаника, который теперь даже муху умертвить не сможет, а если поймает, то выпускает в форточку.

– Решили помочь, – досказал он, – тоже хорошо. Так чем могу я?.. Или в качестве подозреваемого? Говорите прямо, я не обижусь. В моей долгой жизни пришлось повидать всякого.

– Прямых улик нет, – сказал я честно, – но косвенные указывают на вас.

– Какие? – спросил он с любопытством.

– Тайна следствия, – ответил я значительно. – Раскрыть не могу, вы же можете кое-что подправить, от чего-то избавиться, хотя должен сказать прямо, этих улик очень много. А сейчас такая система, компьютеризированная, кстати, что собирает даже микроскопические улики!.. И когда их набирается воз и маленькая тележка, то они уже имеют реальный вес.

Он кивнул, старческое лицо выразило интерес, сочувствие и некоторое сожаление. Но не в том, что попался, а что мы вот, молодые и красивые, тратим время зря, идем по ложному следу, а ничего поделать нельзя, тупые, не всем удается разъяснить самые простые истины даже на пальцах.

– Вы прибыли, – поинтересовался он, – предъявить обвинение или же пока собираете сведения?

Я отшатнулся.

– Обвинения? Упаси боже!.

– Тогда, простите, в чем же…

Я сказал со смущением в лице и голосе:

– Я просто не поверил в эту чушь… Уж простите, но я не полицейский, уже объяснил, почему я здесь, у меня другие взгляды, чем у полиции… Я поделился с директором своими предположениями, он конечно же против моей поездки к вам…

Он усмехнулся.

– Естественно. Директор в первую очередь думает о репутации своего заведения. Репутация – это и деньги, и новые сотрудники, и вес в глазах конкурентов.

– Однако мне удалось настоять, – сообщил я с нужной долей гордости. – Все-таки я уверен, откровенный разговор с вами развеет все наши сомнения и подозрения.