Девка гнусливо засмеялась, повернулась к моряку и впилась своими губами в его слюнявый рот. В то же время рука девчонки нахально стала шарить в штанах флотского, будто что-то там искала. И не выдержал Анисим Кузьмич, сплюнул от омерзения под ноги.

— Тощ-но! Не могет уже папашка! — первый моряк заржал, как перекормленная лошадь, показав белые крепкие зубы.

На ленте, сдвинутой на затылок бескозырки, золотились буквы — «Андрей Первозванный». Лихой морячок, смешливый. Вот только глаза отнюдь не смеялись при этом, они жили совершенно другой жизнью, цепко и внимательно обшаривая вестибюль, И вскоре остановились на милиционере, что, разинув рот, глядел на прибывшую троицу.

— А энто хто таков? Никак «крупа» на вахте стоит?!

— Какая «крупа», Андрюха?! Не обижай пехтуру сиволапую. Это ж деревня, манерам не обучена, кобылами дрючена, пальцами подтирается.

— Тощно подмечено! Так ведь, фельдфебель?!

От этого до боли знакомого скрипучего голоса матроса, будто несмазанной оси телеги, Анисим Кузьмич вздрогнул. Ему на секунду показалось, будто с ним опять заговорил его ротный командир, капитан фон Граббе, и потому старик непроизвольно ответил, разом вспомнив долгие годы службы:

— Так точно, ваш бродь!

— Старик! Ты эти старорежимные ухватки бросай! Революция сейчас, — милиционер пытался заговорить начальственным баском, вот только плохо у него выходило, мальчишеский голосок дал петуха.

— Не шторми, деревня, зачем деда обижать, — первый матрос, чуть раскачиваясь, будто он опять на палубе корабля, подошел к милиционеру и нахально уставился на него, отхлебнув из бутылки приличный глоток.

— Сюда нельзя, товарищи! — чуть слышно сказал постовой, и голос его заметно дрогнул. Матросов он явно боялся.

— Да ну?! — удивленно протянул матрос. — Товарищи Колпащиков и Жужгов прошли, за ними щас товарищ Марков прошел, а нам, значит, от ворот поворот? Сопля ты зеленая! Грузовичок в окне видишь? Хочешь на нем прокатиться? Так махом погрузим!

Милиционер побледнел, потом позеленел и непроизвольно икнул. Резко замотал головой по сторонам, будто конь, отгоняющий назойливых слепней.

— Не жаждешь с нами покататься? А придется! — от приторно ласкового голоса матроса у Анисима Кузьмича потек холодный пот по спине.

Старик непроизвольно сделал шаг назад и уперся спиной в женщину, которую прижал к стенке. А потому сразу не понял, что произошло.

Постовой неожиданно сомлел, став бледным, как поганка, и выронил винтовку из ослабевших пальцев. Он рухнул бы на пол, но был заботливо подхвачен матросом.

— Ничаво, — равнодушно бросил флотский, — полежит на диванчике, очухается. Какой пужливый товарищ оказался.

Матрос подволок милиционера к лавке, которая пришла на смену стоявшему до революции шикарному дивану для приезжающих, и небрежно уложил на нее парня, будто мешок с углем бросил.

— Пошли, Манька, милиция флот завсегда пропускает, — гыкнул второй матрос, сдвинул на затылок бескозырку и приобнял девчонку за талию. Но неожиданно остановился и, недобро ухмыльнувшись желтыми прокуренными зубами, будто волком оскалившись, обратился к консьержке:

— Ты куды звонить собралась?!

— Ни-ни-куда! — Ольга Потаповна кое-как ответила, нервно выстукивая зубами чечетку, и даже отодвинулась от телефона.

— Тогда сиди молча, а то вымя отрежу!

Сластолюбие из глаз этого матроса вымело напрочь — по своей остроте взгляд не уступал стальному клинку. Не пьян матрос был — придуривался, Анисим Кузьмич только сейчас понял это. Но промолчал, чувствуя, как в низу живота собирается ледяной ком.

В окне он увидел, как к гостиничным дверям подходят еще трое — один в чекистской кожанке и кепке, а двое в гимнастерках и с винтовками в руках. И еще старый фельдфебель сразу отметил, что на козлах первой пролетки уже сидит новый возница, непонятно откуда взявшийся, в таком же солдатском обмундировании и с красным бантом милиционера на груди…

— Вот наш мандат, гражданин Романов. Чем он вас не устраивает?! — начальник Мотовилихинской милиции наседал на великого князя, брал горлом, чувствуя, что еще немного, и тот даст слабину.

— Подпись начальника Малькова здесь чуть иная, гражданин Жужгов, прошу извинить меня, — высокий худощавый мужчина лет сорока, одетый в английский твидовый костюм говорил с еле ощутимым акцентом, смягчая букву «л» в фамилии начальника пермской Губчека.

— Это мандат Губчека, здесь штамп и печать. Просто товарищ Малков торопился и подписался впопыхах!

Жужгов ожег взглядом Михаила Александровича, мысленно сплюнул — мандат сей подписывал сам Малков, но специально сделал свою подпись неразборчивой. Дело не в том, что Малков торопился, было необходимо, чтоб он мог легко отречься от этого мандата, объявив фальшивкой, состряпанной контрреволюционерами.

— Извольте немедленно собираться и ехать с нами. С вами сам товарищ Малков говорить желает!

— Но почему в Губчека говорят, что их начальника нет?

Великий князь спросил спокойно, почти не реагируя на громкий голос Жужгова, хотя капли пота на широком, с большими залысинами лбу свидетельствовали о его волнении. Кроме того, Михаилу Александровичу сейчас нездоровилось — застарелая язва желудка сейчас дала о себе знать жгучей болью.

— А потому что товарищ Малков ждет вас в другом месте! — милиционер снова повысил голос.

Ему сильно не нравилось упорство великого князя — жертва не желала ехать в заготовленную для нее западню. У телефона в ЧК сидел сейчас введенный в курс дела Дрокин — он должен был саботировать любые звонки.

Слишком секретно все было обставлено, чтобы привлекать к этому делу других чекистов, пусть и проверенных. Информация имеет меньше шансов уйти на сторону, чем уже круг привлеченных к «делу».

— В каком, разрешите вас спросить?

— Это служебная тайна, гражданин Романов. На месте увидите. А пока извольте немедленно одеться или мы применим силу! — остроносое лицо Жужгова с рыжими торчащими усами оскалилось злобной гримасой.

И, словно в подтверждение угрозы, по коридору громко затопали сапоги, и в большую гостиную двухкомнатного номера ворвались Колпащиков и Марков, причем последний немедленно наставил на великого князя вороненый ствол нагана.

— Собирайтесь! — Марков рявкнул на весь номер и вплотную подошел к Михаилу Александровичу, ожег его ненавидящим взглядом. — Или я тут же пристрелю вас за неподчинение сотрудникам Губчека.

В подкрепление своей угрозы чекист больно ткнул великого князя под подбородок стволом. Он испытывал острое желание нажать на спусковой крючок, но понимал, что сделать это сейчас никак не может. Хотя ему и хотелось бы. Слишком велико число свидетелей — секретарь, камердинер и шофер — вся эта немногочисленная свита великого князя напряженно смотрела на происходящее.