Вита окинула Лёху взглядом – ссадин и царапин действительно не видно. Он ободряюще подмигнул. Господи, какое счастье, что она хотя бы не одна тут застряла!

Минут через пять Чернова скинула ботиночки и забралась на диван с ногами. Всё-таки в помещении было довольно прохладно, и она поджала под себя ступни, придвинулась поближе к Алексу, тут же оказавшись в кольце его рук.

– Замёрзла? – понимающе хмыкнул Лёха над ухом. – Свежо тут, да… Надо Шону сказать, чтобы этот момент продумал. Ну, ничего, вдвоём теплее… Правда?

– Угу, – кивнула она, прижавшись спиной к его тёплому торсу. – Хорошо, что мы пьяные… А то я бы с ума сошла!

– А говорят, что алкоголь – зло… – фыркнул Лёха.

Его рука ласково перебирала её волосы. И Ева поймала себя на мысли, что ловит эти прикосновения, как кошка.

– Ты поспи, если хочешь… – нежно баюкал его голос.

– Нет, не хочу… – улыбнулась Ева.

Ей хотелось другого – чтобы ласкающая её волосы рука спустилась ниже, на шею, плечи, спину, и…

И через мгновение, словно угадав эти тайные желания, ладонь Алекса скользнула по её плечу, затем отыскала островок неприкрытой тканью кожи и принялась, едва касаясь, ласкать впадинку у основания шеи. Иногда его пальцы дерзко соскальзывали в ложбинку между затвердевшими холмиками, подныривая под тонкое чёрное кружево.

Ева чувствовала, как изменилось его дыхание, чувствовала, как вторая рука обнимавшая талию прижимает её всё теснее. Она пропустила момент, когда собственное тело вышло из повиновения, подстраиваясь под его руку, отвечая встречными движениями. Глаза прикрылись сами собой от удовольствия. Теплое дыхание у виска отозвалось мурашками по всему телу.

Губы Алекса скользнули по её щеке – ещё не поцелуй, просто прикосновение.

И наконец жаркий шёпот у самого уха, окативший всё тело будоражащей кровь волной, словно по её венам бежали пузырьки шампанского.

– Как же я тебя хочу!

***

О, как он это сказал!

Вроде, такая банальность… Но у Евы словно взорвалось что-то в груди и пламенем скатилось вниз живота, обращая в пепел все мысли, кроме одной.

Она распахнула глаза, развернулась к нему лицом. И тут же была встречена жадным поцелуем. Погрузившись пальцами в её волосы, он припал к Еве, целуя так, словно ждал этого вечность.

Оторвавшись на мгновение, избавился от футболки и одним быстрым движением, притянув её к себе на колени, усадил словно наездницу. Вита стиснула бёдра, прижимаясь к нему ещё сильнее, обхватила руками за шею.

Вот теперь поцелуи мгновенно спустились с губ ниже, и Ева ловила их, слегка запрокинув голову. А голова уже шла кругом!

Взвизгнула молния застежки, и толстовка улетела куда-то в сумрак комнаты. Через мгновение за ней последовал ажурный бюстгальтер. И Ева застонала, зарываясь пальцами в его волосы, пока губы Алекса терзали её маленькую упругую грудь.

А шаловливые руки Белова уже стискивали напряжённые ягодицы, уже сражались с застёжкой на джинсах, уже взрывали все табу, распаляя умелыми ласками огонь желания.

– Малышка моя, вкусная! Какая же ты классная! – успевал вставлять Лёха между поцелуями, избавляясь от остатков одежды. – Вита! Сладкая моя…

– Не отвлекайся! – хрипло рассмеялась она.

– Меньше слов – больше дела, хочешь сказать! – усмехнулся в ответ Алекс. – Ну, смотри… Сама напросилась…

И в тот же миг Ева ощутила голой спиной шершавую обивку дивана, а сверху приятную тяжесть разгорячённого мужского тела.

Его пальцы крепко стиснули её бедра, требовательно разводя их в стороны. Но у Виты не возникло ни малейшего желания сопротивляться…

***

Старенький диванчик показал себя молодцом и выдержал все страсти. Досталось ему, бедному!

Хотя, если откровенно, чертовски неудобное ложе. В пылу любовных игр на это ещё можно было не обращать внимания, но нормально поспать на нём вдвоём, оказалось невозможно.

Вот и пришлось не спать всю ночь…

Да и потом, так и остались полусидеть-полулежать в обнимку, согревая друг друга теплом обнажённых тел.

Сладкое послевкусие прошедшей ночи разливалось негой под кожей, и Ева улыбалась мечтательно, наслаждаясь этой уютной утренней нежностью. Хотя… Кто его знает, утро там, ночь, или уже день?

Сейчас об этом не думалось.

К чёрту всё!

Да, они заперты неизвестно где, и неизвестно, когда их спасут, и, возможно, с Шоном случилась беда… Но ведь, хоть умри она от нервного срыва, делу этим не поможешь, так какой смысл дёргаться?

Остаётся ждать. Тем более, они придумали такой шикарный способ скрасить это ожидание.

У Евы никогда личная жизнь не клеилась. Вроде, и не уродина, и не дура, но вот как-то не сложилось. А может быть, не сложилось как раз по этой причине. Не готова была на первого встречного соглашаться, лишь бы одной не остаться и в «старые девы» не попасть, вот и доковырялась.

Хотя, скорее уж, причина была в её «одержимости». Рассказать кому-то о том, что с ней происходило, всегда было страшно – вдруг решат, что она больная на голову. Приходилось всё держать под контролем, жить в вечном напряжении, не терять бдительность. Но скрывать такие вещи при постоянном общении всё-таки невозможно. Демоны ведь не спрашивали её, когда заглянуть в гости.

А последнее время всё стало совсем печально.

Да и, если честно признаться самой себе, она уже давно бросила судьбу свою искать, привыкла к одиночеству. Наедине с собой Черновой скучно не было. Она вообще не понимала женщин, которые без второй половинки мгновенно впадали в депрессию и теряли всякий смысл существования. Жизнь без мужчины, на самом деле, имеет множество преимуществ. Она в этом была уверена.

Ровно до тех пор, пока мужчина не появился.

За эти несколько дней, что она провела в Крепости, все давно уснувшие основные инстинкты Евы воскресли и потребовали сатисфакции.

И вот сейчас, в тёплых бережных объятьях, после жаркой ночи, она себя чувствовала кошкой, что разнежилась на коленях заботливого хозяина – так не хотелось, чтобы это однажды закончилось.

Как приятно чувствовать себя такой нужной, красивой, любимой. Кажется, что Алекс такой большой и сильный, а она маленькая и слабая (не зря же называет её «малыш»), но этот контраст не пугает, потому что он правильный, гармоничный.

И так умиляет эта его опека, так щемит сердце от простых мелочей – когда он варит кофе специально для неё, или поправляет, чтобы её не продуло, воротник куртки, словно она маленькая девочка, или просит отойти от края обрыва, потому что волнуется.