В их тревожные мысли ворвался стук копыт, и незадачливые ратоборцыповернули головы. Трое, нахлестывая лошадей, скакали напролом, спрямляя торнуюизвилистую дорогу – снова голубые вездесущие мундиры, стрюки. Но все же этобыла вооруженная сила, власть. Сообразив это, поручик дал шенкеля своемуконьку, вымахнул наперерез, закричал.

Кони под теми взрыли копытами землю, взнесенные резконатянутыми поводьями на дыбы, заплясали. Ружейный ствол дернулся было в сторонупоручика, но опустился к руке. Поручик узнал знакомую Щучью Рожу, и сердцеупало, на душе стало серо и мерзко.

– Па-азвольте заметить, что вы, будучи вне строя, темне менее имеете на себе пояс с револьвером в кобуре, – сказал Крестовский,словно бы ничуть не удивившись неожиданной встрече. – И второй револьвер,заткнутый за пояс, противоречит всякому уставу. Где ваша кепи, наконец?

Поручик невольно схватился за голову – не было кепи на ней,буйной и раскудрявой; бог знает, где кепи оставил, когда уронил. Но не времяпикироваться. Он заспешил, захлебываясь словами, успевший подъехать урядниквставлял свое, оба старались говорить убедительно и веско, но чувствовали –выходит сумбурно и несерьезно.

– Так, – сказал ротмистр Крестовский. – Какже, слышал, слышал, чрезвычайно завлекательные побрехушки… Оставьте, поручик.Все это – очередные происки нигилистов, скажу я вам по секрету. Никакихсомнений. Вы с этим еще не сталкивались, а мы научены – все эти поджоги, слухи,подложные его императорского величества манифесты, золотыми буквами писанные,теперь вот чудо-юдо выдумали. А цель? Вы, молодой человек, не задумывались,какую цель эти поползновения преследуют? Посеять панику и взбунтоватьнародонаселение против властей. Позвольте мне, как человеку, приобщенному иопытному, развеять ваши заблуждения. Цель одна у них – мутить народ даизготовлять бомбы. Знаем-с! Все знаем!

Он выдернул из-за голенища сапога свернутую карту и сторжеством потряс ею перед носом поручика. Сунул обратно – небрежно, не глядя,поторопился разжать пальцы – и карта; скользнув по голенищу, упала на землю.Нижние чины не заметили, а поручик заметил, но не сказал, он подумал, что им сПлатоном иметь карту местности совершенно необходимо, а стрюк справится и так,коли ему по службе положено иметь верхнее чутье, как у легавой…

Сочтя, очевидно, тему беседы исчерпанной, ротмистр обернулсяк своим:

– Рысью марш!

И они тронулись, не обращая внимания на крики поручика сПлатоном, забыв недавнюю стычку и неприязнь к Щучьей Роже, поручик орал благимматом, ничуть не боясь, что его примут за умалишенного, и Платон ему вторил:иначе нельзя было, на их глазах живые люди, крещеные души, какие-никакие, ачеловеки мчались, не сворачивая, прямехонько к нелюдской опасности. В их вопляхуже не было ничего осмысленного – словно животные кричали нутром, предупреждаясоплеменников.

Но бесполезно. Три всадника скакали, не задерживаясь, вотуже за деревьями исчезли голубые мундиры, вот уже стук копыт стал глохнуть… итут окрестности огласились пронзительным воплем, бахнул выстрел, страшнозаржала лошадь, донесся уже непонятно кем исторгнутый крик боли и страха. Инаступила тишина.

Они переглянулись и поняли друг друга – никакая сила сейчасне заставила бы их направить коней к тому леску.

Платон пошевелил губами:

– Упокой, Господи…

Поручик развернул мятую двухверстку – неплохие карты имелисьв отдельном корпусе, следовало признать. Даже ручей, что неподалеку отсюда, былуказан. Три деревни, большая дорога. И верстах в десяти отдельно стоящий дом усамых болот – на него указывала синяя стрела, и синяя же линия дом обводила.

– Вот туда мы и отправимся, – сказал поручик.

Платон спросил одними глазами: «Зачем?»

А поручик и сам не знал в точности. Нужно же что-то делать,а не торчать на месте, нужно выдумать что-то новое. Похоже, в том именно доме иживет барин, обозревающий небеса в подзорную трубу, что подразумевает наличиеизвестной учености. А разве в безнадежном положении помешает им, запаснымстроевикам, исчерпавшим всю военную смекалку, образованный человек? Вдруг инет. К тому же была еще одна мыслишка, не до конца продуманная, но любопытная…

Дом оказался каменный, но обветшавший изрядно, облупленный,весь какой-то пришибленный, как мелкий чиновничек, которому не на чтоопохмелиться, хотя похмелье выдалось особо гнетущее. Три яблони – остатки сада.Построек нет и в помине, только заросшие травой основания срубов. Одна конюшня сохранилась.

Они шагом проехали к крыльцу, где бревно заменялонедостающую колонну, остановились. Прислушались. Дом казался пустым. Зеленелисочные лопухи, поблизости звенели осы.

– Тс! – урядник поднял ладонь.

Поручик почувствовал – что-то изменилось. Тишина с лопухами,солнцем и осами словно бы стала напряженной. Словно бы кто-то наблюдал за нимииз-за пыльных стекол, и не с добрыми чувствами. Слишком часто на них смотрелиповерх ствола, чтобы они сейчас ошиблись.

– Ну, пошли, что ли? – сказал поручик и мимоходомкоснулся рукоятки кольта за поясом.

Платон принялся спутывать лошадей, и тут зазвучали шаги.Молодой человек в сером сюртуке вышел на крыльцо, спустился на две ступеньки,так что их с поручиком разделяли еще четыре, и спросил довольно сухо:

– Чем обязан, господа?

Недружелюбен он, а в захолустье всегда наоборот, рады новымлюдям. Ну, мизантроп, быть может. Дело хозяйское.

Поручик поднял было руку к козырьку, но спохватился, чтокозырек отсутствует вместе с кепи, дернул ладонью, и жест выглядел весьманеуклюже:

– Белавинского гусарского полка поручик Сабуров.Урядник Нежданов сопутствует. С кем имею честь, с хозяином сего имения, надополагать?

– Господи, какое там имение… – одними уголками ртаусмехнулся молодой человек. – Вынужден вас разочаровать, господа, если вамнеобходим был хозяин, – перед вами его гость.

«А ведь он не отрекомендовался», – подумал поручик. Онистояли истуканами, разглядывая друг друга, и наконец неприветливый гость,обладавший тем не менее уверенными манерами хозяина, нарушил неловкое инапряженное молчание:

– Господа, вам не кажется, что вы выглядите несколькостранно? Простите великодушно, если…

– Ну что вы, – сказал поручик. – Под статьсобытиям и вид.

Гость неизвестного хозяина не проявил никакого интереса ксобытиям, приведшим военных в такой вид. Вновь повисло молчание. Словноосветительная ракета в кромешной тьме лопнула перед глазами поручика, и онзаговорил громко, не в силах остановиться:

– Роста высокого, сухощав, бледен, глаза голубые,белокур, бороду бреет, в движениях быстр, может носить усы на военный манер…

Полностью отвечающий этому описанию молодой человек оказалсядействительно быстр в движениях – в его руке тускло блеснул металл, но ещебыстрее в руках урядника мелькнул ружейный приклад, и револьвер покатился поступенькам вниз, где поручик придавил его ногой. Платон насел на белокурого,сбил его с ног и стал вязать поясом, приговаривая: