Я неуверенно киваю, обдумывая услышанное.

– Значит, это неправильно – мечтать, хотеть чего-то большего?

– Нет, моя дорогая, никогда не отказывайся от своих мечтаний. Просто убедись, что они не отвлекают слишком сильно от всего хорошего, что есть в повседневной жизни, даже если эта жизнь совсем не идеальна. Что-то прекрасное всегда есть, – она снова берет в руки рождественскую открытку Финна с жимолостью, – но иногда нужно сосредоточиться, чтобы увидеть это.

Родители заняли свои места в великолепном живописном McEwan Hall[99], и Элла, порывшись в сумочке, вытащила очки, чтобы найти в программке имя Робби среди имен сотен других выпускников.

– Вот. – Она протянула Ангусу свой кардиган. – Займи место для Роны.

Он с улыбкой ответил ей:

– Прекрасно, что они оба закончили обучение. Наконец-то! Это был долгий путь.

Элла согласно кивнула и улыбнулась, хотя сейчас, в этом зале, ей казалось, что годы пролетели слишком быстро. Через несколько дней Робби отправится в Испанию с двумя друзьями, чтобы максимально использовать последние недели своей свободы. Он вернется, только чтобы собрать вещи и уехать в Лондон, где будет работать в Сити. Слава богу, Рона все еще жила дома, иначе Элла была бы совершенно безутешна. Несмотря на то, что дочь она видела лишь мельком. Рона часто возвращалась домой с работы, чтобы переодеться и отправиться с друзьями в город или пойти со своим парнем в кино.

Куда только делись все эти годы? После каникул на острове Ре она вернулась к Ангусу без единого слова объяснений. А он ни о чем и не спрашивал. Он был просто счастлив, что она снова с ним, и никогда не задавал ей никаких вопросов о том времени, когда они были врозь.

Дети, не заметившие, как близка была к распаду тем летом их семья, весело, наперебой рассказывали папе о днях, проведенных на пляже, о прогулках под парусом с Кристофом, о помощи в галерее Каролин и о неимоверном количестве мороженого, которое они съели. Ангус восхищался вновь обретенной силой Робби и тем, что теперь он почти не хромает; взъерошив выгоревшие на солнце волосы Роны, он сказал, что за лето она выросла по меньшей мере на два дюйма; он восторгался их коллекцией раковин и вместе с ними рассматривал фотокарточки; пресс-папье в форме ослика в полосатых хлопчатобумажных штанах он держал на столе в своем кабинете на самом почетном месте, рядом с портретом Эллы на яхте, сделанным Роной.

Только когда Робби рассказал историю о том, как его унесло в море на доске для серфинга и как Элла спасла его, Ангус посмотрел на нее долгим пронзительным взглядом.

– Она очень храбрая женщина, твоя мама. Храбрая и сильная. К счастью для всех нас.

Со своей стороны, Элла никогда не тратила время на пустые сожаления о принятом решении. На самом деле она вообще редко позволяла себе думать об этом. Было безопаснее не возвращаться к воспоминаниям о тех неделях на острове. Она держала их взаперти в той части своего сознания, которую не хотела – не могла – посетить. В поезде, который вез их домой, Элла поняла, что у нее есть два пути: она может дать ощущению потери стать определяющим в ее браке, позволить жалости к себе разъедать сердце и превратиться в печальную тень, или же принять ситуацию благосклонно и невозмутимо, полностью погрузиться в ту жизнь, которую выбрала, и бороться за то, чтобы остаться на свету, не разрешая тьме отчаяния утащить ее в пропасть.

Она знала, что ей потребуются вся ее сила и решимость, чтобы реанимировать свой брак после всего, что они с Ангусом пережили. Несмотря на трудности, которых хватало в ее жизни, это, вероятно, должно было стать самым большим испытанием. Она только надеялась, что у нее достаточно сил и смелости, чтобы снова попытаться полюбить сердцем, которое вновь разбилось на тысячу осколков.

Они с Ангусом были осторожны друг с другом, внимательны и вдумчивы, сознавая, что хрупкое доверие нужно лелеять каждый день, дабы не разрушить его снова. Они вели себя, как хорошие родители и верные супруги. Но несмотря на то что Элла вновь согласилась на эти отношения, им так и не удалось вернуть ту близость, которая существовала в дни его ухаживаний и в первые, драгоценные недели их брака – до того, как письмо Каролин изменило все.

Сейчас, сидя в большом, украшенном позолотой зале университета, Элла вдруг почувствовала в груди тревожный укол: что же будет, когда дети насовсем уедут из дома? Как сложится жизнь, когда они останутся вдвоем, без того разнообразия, которое Робби и Рона привносят в повседневную жизнь одним своим присутствием, без суматохи и развлечений, которые заполняют тишину и скрывают трещины?

Она только пожала плечами. То, что они все еще вместе двадцать пять лет спустя, было немалым достижением. И если их брак и нельзя назвать идеальным, в нем все еще присутствовали дружба и взаимное уважение, чего нельзя было сказать о других знакомых им семьях. Расцвет хиппи и свободной любви в шестидесятые годы привел к тому, что несколько браков их друзей распалось: так называемый рассвет Эры Водолея оказался во многих случаях рассветом эры опустошения и разводов. По крайней мере, они с Ангусом сумели избежать такого наказания для своих детей. И на самом деле она была благодарна ему за то, что он так много ей дал. Они переехали в Морнингсайд десять лет назад, чтобы быть ближе к школе и работе Ангуса, а также к стареющим родителям Эллы. Она чувствовала, что завершила полный цикл, пройдя его по стопам своей матери в качестве домохозяйки.

И все же она не хотела довольствоваться этой ролью и просто сидеть дома. Дети росли и становились более самостоятельными, у нее появилось свободное время, и Элла стала волонтером: собирала средства для детской больницы, которая являлась эпицентром их жизни во время болезни Робби, и теперь была председателем комитета. Поэтому, подняв глаза к освещенному куполообразному потолку высоко над головой, она послала вверх безмолвную благодарность за все, что у нее было. И снова она сознательно отказывалась думать о том, другом пути, по которому могла бы пойти ее жизнь.

– Привет, мам, пап. – Рона скользнула на свое место рядом с Ангусом и поцеловала его в щеку. – Фух, как раз вовремя. Это было немного сложно – уйти с работы.

Когда орган заиграл Gaudeamus Igitur[100] и появились выпускники, Элла нетерпеливо принялась искать глазами Робби. Ангус слегка подтолкнул ее локтем, указывая на сына в ряду черных балахонов, и Элле пришлось нащупать в сумочке носовой платок, потому что глаза внезапно наполнились слезами, и ее ошеломила грандиозность этого достижения – не окончание школы ее сыном, а тот простой факт, что они все еще были одной семьей.

* * *