— Надо поработать над планом «Б», — деловито произносит Себастьян. — На случай, если на Синтию рассчитывать не придется.

— Какой еще план «Б»?

— Ну, скажем, бедняжка Мод отправится на корпоративный опен-эйр, и на нее совершенно случайно свалится какое-нибудь дерево? Или Уолтера током ударит? А что, сам виноват, разве можно играть в приставку, принимая ванну?

— Извини, Себастьян, не расслышал. Учти, в случае чего именно этой версии и буду держаться — ни слова не расслышал…

— Ну ты и мямля, прямо как Шадьяк! Чрезвычайные обстоятельства требуют решительных действий.

Шадьяк — режиссер таких «гениальных» фильмов как «Целитель Адамс», «Чокнутый профессор» и «Брюс Всемогущий». На нашем языке Шадьяк — нерешительный, инфантильный человек, так толком и не определившийся, какое кино снимать — взрослое или детское.

— Это я Шадьяк? А кого, по-твоему, подстрелили, когда ты развлекался с чужой женой? Бракодел!

А Бракодел — это на нашем языке режиссер Джоэл Шумахер.

— Сколько можно припоминать? Месяц прошел! Можно подумать, ты первый человек, пострадавший от ревнивого мужа. Кстати, уверен, что тебе ничего не отстрелили? А то слушаю тебя, и сомнения берут.

— Пока, Себастьян.

— Погоди! Может, укажешь в документах, что в субботу я работаю с пяти вечера до… скажем, двух ночи? Нет, лучше до трех. Придумай что-нибудь. Напиши, будто у нас инвентаризация. Только что в Интернете с девушкой познакомился, на медсестру учится. Хочет, чтобы помог ей с анатомией. Да и мне, полагаю, есть чему у нее поучиться…

— Снова не расслышал, но сделаю все, что смогу.

— Можешь ведь, когда захочешь. А теперь мне пора. Договорился встретиться с парнем, который мне мочу продает. Привязываю к ноге под штаниной, а в нужный момент выжимаю. Ничего, пока не спалился. Эти гады даже в туалете одного не оставляют, но, когда вынимаешь дамоклов меч, особо не пялятся. Понимаешь, о чем я?

— Слабо.

— Представляешь, у парней работа такая — проверяют мочу спортсменов до и после соревнований. Ничего себе дело жизни! Только и делаешь, что таскаешься за мужиками в туалет и следишь, как они отливают!

— Думаю, твой поставщик мочи в детстве тоже о чем-то другом мечтал.

— Спасибо, что напомнил. Чао!

Закрываем магазин на полчаса раньше. Собираемся на втором этаже, в детском уголке. Как-то не с руки объявлять такие серьезные новости в окружении деревянных паровозиков и говорящих черепах, но это единственное место, где можно рассадить всех сразу. Новость, конечно, громом среди ясного неба не назовешь. Эта угроза висела над нами последние два года. Поэтому реагируют все более-менее спокойно.

— Только бы не откинулась, — переживает за Синтию Уиллард. — Закроется магазин, плакала моя скидка на «Кровососа»!

— Уиллард, как всегда, глядит в самую суть, — комментирую я.

— Если эта варварская сделка будет заключена, — уточняет Эбенезер, — когда примерно нас попросят удалиться? Нужно еще успеть вернуть книги в издательства.

— Хороший вопрос, — подхватывает Леа. — К сожалению, пока неизвестно. Данте велел, чтобы все работали в обычном режиме. Возвращать будем не больше, чем обычно после праздников.

— Ну и сука эта Мод! — восклицает Уиллард, игнорируя осуждающий взгляд Матери Терезы. — Она вообще здесь не хозяйка!

Раздается одобрительное бормотание. Сотрудники высказывают рационализаторские предложения — привязать младшую Акерман к позорному столбу, казнить на гильотине, извалять в перьях и выгнать из города навечно…

— Так вот, по поводу прав Мод. — Я повышаю голос, пытаясь перекричать шум. — Нам тоже эта мысль в голову приходила. Данте провел небольшое расследование. Оказалось, по закону Мод имеет право продать магазин в любой момент, когда сочтет нужным. По документам, если Синтия и Марти станут недееспособны, все автоматически переходит к Мод. Марти давно недееспособен, а теперь и Синтия выбыла из строя. А подождать тридцать дней предложил «Умекс» — боятся последствий в случае, если Синтия очнется и не одобрит решения дочери. Не хотят скандала, а то в прессе их стервятниками изобразят.

— То, что надо! — радуется Уиллард. — Звоним в газету, пока у нас магазин не отобрали!

Предложение встречают одобрительным гулом и бодрыми кивками.

— Увы, вынужден согласиться с моим наполовину скальпированным коллегой, — произносит Эбенезер. — Народный гнев поможет расстроить эту в высшей степени нечистоплотную сделку.

Мы с Леа переглядываемся. На эту тему у нас был долгий спор с Данте. Мы выступали за, он — категорически против. Мы оба считаем, что, если Синтия не придет в себя, это единственный способ спасти магазин — испортить «Умексу» репутацию настолько, что они вынуждены будут отступить. Данте же приводил свои аргументы — Синтии и Марти не понравилось бы, что их доброе имя полощут на каждом углу.

— Синтия в коме, а Марти расстраивается, только когда ему вместо ребрышек цыпленка приносят! — спорил я. — Не до того сейчас!

— Дело не только в этом, — возразил Данте. — Если Мод узнает, что кто-то из нас говорил с прессой, магазин закроют на следующий же день. Гарантирую. И плевать ей на сделку с «Умексом». Возьмет да и откроет здесь какую-нибудь дурацкую парикмахерскую.

— Какая разница, завтра или через месяц? — ответила Леа. — Нельзя, чтобы это сошло ей с рук! Нет, без боя не сдадимся.

Данте только головой покачал.

— Не надо торопиться. Обратимся в прессу, только когда других вариантов не останется.

— Как раз таки надо, иначе будет поздно! — возмутился я. Нерешительность Данте и в лучшие-то времена раздражает, а нынешние времена лучшими даже Диккенс не назвал бы. — Сделку заключат, и мы все окажемся в глубокой заднице!

Но Данте не сдавал позиций. Кажется, считает себя в некотором роде обязанным Синтии, потому что она дала ему первую в жизни работу. К тому же Синтия для него ближе, чем мать. Если бы родителей разрешалось выбирать, Данте не раздумывая предпочел бы ее. Учитывая, что у бедняги обе матери в больнице, и настоящая и названая, я постарался не настаивать, но подобная сдержанность стоила мне огромных усилий. Вот из-за таких людей, как Данте, такие, как Муссолини и Мод, приходят к власти.

Но я отвлекся.

— Данте не хочет, чтобы кто-то из нас общался с прессой, — отвечаю я, едва зубами не скрежеща от досады. — Помните, все мы сейчас зависим от Мод. Ей, скорее всего, не слишком понравится, если ее объявят, цитата: «типичной представительницей отряда человекообразных кровососущих сапрофитов», конец цитаты.

— Можно мне тоже эту цитату использовать? — оживился Олдос.

— Только в неофициальной обстановке.

— А кто такие сапрофиты? — уточняет Уиллард. — Это чего, извращение такое?

— Еще у кого-нибудь вопросы имеются?