– И как это сделать? – с надеждой спросила я.

– На этот вопрос можешь ответить только ты, но… – Рюдзин, увидев, что я поникла, добавил: – мудрецы из Денницы Либра могут помочь. Мы на месте.

Мы оказались в огромной купальне – сохранившееся углубление на полу на это намекало. Осмотрелась, представляя, каким было это место когда-то. Статуи по краям гигантского древнего джакузи являли собой целую композицию в узнаваемом греческом стиле. Одна со скользнувшей к поясу ткани, наливала воду, кокетливо изогнувшись. Другая – опрятная, с собранными волосами – держала целых два кувшина подмышками и один наклоняла под нужным углом, держа за горлышко. Третья сидела на камне, подперев рукой подбородок так, будто сейчас начнет сокрушенно качать головой, и тянулась к разбитому кувшину у – когда-то позолоченного – края. И где нужный мне фонтан?

– Там, – Когтистая лапа указала на стену за статуями.

Подплыла ближе. Каменная кладка в том месте развалилась, и через щели проникало разноцветное свечение.

– Раньше нужно было поставить кувшины у средней женщины под другим углом, чтобы открыть нишу, – львиная лапа зацепилась за щель и, потянув, одним легким движением расширила проход. Вздрогнула, стоило красным глазам каменных змей зловеще сверкнуть в водной толще. Края чаши были инкрустированы сапфирами, изумрудами, опалами – удивительно, что она так сохранилась. Не единого скола на чешуе змей и непрерывный круг из драгоценных камней.

Сняла подвеску и опустила ее в чашу, с замиранием в груди.

Разочарование залило до краев, как только я поняла, что ничего не происходит. Вздохнув, обернулась к Рюдзину, поинтересоваться: точно ли тот это фонтан? Такой дальний заплыв и для чего? Но не успела. Как только вздохнула, рот залила вода. И если раньше это было естественно, как дышать, то теперь я начала задыхаться. Уши залило водой. Ускользающее сознание заметило, как сильные лапы подхватили мое потяжелевшее тело, один из когтей резанул по боку.

Я снова оказалась в густой насыщенной тьме, похожей на очень плотный черный туман. Она приятно холодила кожу, ласково обнимая за плечи. Мне было спокойно, легко. Не было того иррационального страха, когда мозг начинает рисовать панические картинки в голове на любой подозрительный шорох или промелькнувший во тьме силуэт. Нет, я не боялась и шла уверенно, хоть и не видела ни зги – как выражается бабушка, ворча на меня, когда я выключаю в общем коридоре свет, а она ночью, спотыкаясь в темноте, вспоминает черта и кричит: «Манька! Ты опять свет выключила! Ни зги не видно! К туалету, как по окопам пробираюсь! Того гляди немцы палить начнут!» Бабуля всяко не дитя войны – родилась в 51-ом, но любила упомянуть немцев всуе.

Шла дальше, зацепившись мыслью за странное слово, промелькнувшее в голове. Ни зги не видно. Что за «зги» такая? Я понимаю «ни черта не видно», но «зги»… Чего только люди не придумают. Потом замучаешься объяснять иностранцу, почему все поголовно любят выражение «тянуть кота за хвост» и другие его формы. Вообще же, дело это отчаянное, кошак ведь и цапнуть может… От размышлений о темном лесе русской речи – а о чем же еще думать в полной темноте? Не о ползучих же многоножках, в конце концов, – меня отвлек плач. Прерывистый, жалобный… Детский?

Незаметно для себя ускорилась. Ребенок? Откуда он здесь? Потерялся? Почему он плачет? С каждым новым вопрос мои шаги становились беспокойнее, резче, быстрее. И вот впереди в бесконечном туннеле тьму рассеял свет – слабый дребезжащий угасающий. Ринулась туда, боясь предположить страшное, – хотя чем ближе я подходила, тем некомфортное становилось, хотелось даже зашипеть дикой кошкой. Похожее чувство возникает, когда идешь в натирающих мозоли туфлях, или сосед-придурок по комнате включает свет посреди ночи – раздражение и желание избавится от источника неудобств. Но как только я увидела маленькую фигурку – съёжившуюся, дрожащую – осененную легкий ореолом света, исходившего от угловатого мальчика-подростка с пшеничными волосами с легкой, едва заметной, рыжиной.

– Ты потерялся? – спросила я, оставаясь на расстоянии шага. Свет все-таки тревожил меня, неприятно щекоча теплом мою кожу.

Мальчик выпрямился, подняв голову от колен. На вид ему было не больше 13-ти – круглое открытое лицо, курносый нос, усыпанный веснушками и большие голубые глаза, чистые, как небо в ясную погоду.

– Он придет… за мной… – голос мальчика дрожал, перемешиваясь со всхлипами, а по щекам текли слезы. – Он придет… Я подвел его…

– Кто придет? – спросила я, чувствуя, как страх сжал сердце.

Но мальчик не ответил. Замерев, он стеклянными от ужаса глазами смотрел мне за спину.

Жуткие, гулкие шаги, сопровождающиеся невыносимым скрежетом, заполнили пространство. Я повернулась…

– Святые кочерыжки! – резко присела, распахнув глаза. Не знаю, что я там увидела во сне, но это явно была не Рэйнбоу Дэш42.

– Гляжу, ты проснулась, – улыбка Вика чуть дрожала из-за движения горячего воздуха в промозглой ночи. Импровизированный костер все еще горел, треща и фыркая, будто возмущаясь за неподходящую пищу. Все же глыбы снега совсем не то, чем поддерживают огонь. Правда, присмотревшись, я заметила в нем пару пожухлых веток. Языки пламени искрились, плясали, заставляя мысли двигаться в такт. Сон благополучно забылся. Но зато меня волновали вопросы поважнее.

– Это был сон? – обняла себя за плечи. Стоило выбраться из теплого кокона плащей, в которые меня, очевидно, завернул Вик – бросило в дрожь. Одежда была на мне. Правда, только рубашка другая – с завязками на вороте, от которой исходил ставший знакомым аромат с нотами сосновых иголок – явно не с моего плеча.

– Нет. Выпей, – Вик протянул мне маленький медный стаканчик – жгучая жидкость лизнуло огнем язык, похлеще красного перца. Не успела задать следующий вопрос, выхватив протянутый бурдюк, начала с жадностью заливать пожар во рту. Но зато эта жидкость взбодрила и согрела. Я уже не чувствовала себя перезрелым огурцом, забытым в холодильнике.

– Что это? – спросила я. Мало ли что он мне подсунул. Вдруг я теперь в огненную саламандру превращусь или еще в кого.

– Дыхание дракона. Универсальная приправа – восстанавливает силы и согревает.

Бок жутко зачесался, отвлекая от разговора. Но Вик перехватил мою руку прежде, чем я залезла под рубашку.

– Не стоит, – посоветовал он, – осторожно приподнимая края повязки и проверяя целостность зеленой кашицы вместо примочки от глубокого пореза на моем животе. И как я кишки не растеряла?! Сглотнула подступившую тошноту, стараясь не дышать. Вдруг эта зеленая корка лопнет, вместе с тонким слоем поврежденной кожи? Ну, все… Умру в самом рассвете лет, так и не получив диплом. И где? В непонятном мире? С непонятными личностями?

Окинула взглядом пространство – фаты спали, накрывшись своими походными плащами. Ну вот… Они спят, а я тут умираю. Всполохи огня становились сильнее с каждой новой мрачной мыслью.