лачугу покидают

И, дружно прошмыгнув извилистой тропой,

Невидимо скользят под городской стеной.

Уж месяц в небесах бледнел золоторогий,

Когда они вошли в роскошные чертоги,

Где в беспорядке блюд, светильников, амфор

Остатки ужина манили жадный взор.

И трепет, и восторг объяли тут простушку,

30 А провожатая сажает на подушку

Свою отшельницу, подносит яства ей,

Довольна услужить, и просит быть смелей.

А та благословить спешит свой жребий новый;

Ведь жизнь ее всегда была простой, суровой:

Терпи нужду, трудись, не покладая рук.

Вот здесь — другая жизнь, одно веселье! Вдруг

Шум, топот, голоса, и в залу входят слуги.

Застигнуты врасплох, по всем углам подруги

В испуге мечутся, а тут еще весь дом

40 От лая псов дрожит и ходит ходуном.

Что ж? Гостья сельская не стала колебаться:

“Пойду-ка я домой, счастливо оставаться, —

Сказала. — Там, в норе, я знаю, ждут меня

Покой, глубокий сон и малость ячменя”.

БЕСПЕЧНОСТЬ

Мать прихотей пустых, ребяческих иллюзий...

С ней легкокрылая фантазия в союзе,

Непостоянная, как воздух или свет,

Что, словно звонкая волна иль самоцвет,

Или зеркальная поверхность под лучами,

Вдруг загорается, расцвечивая пламя,

Блистает пурпуром, лазурью, серебром,

Алеет розою в сиянье заревом.

Путем изменчивым причудница летает,

10 И стая беглых снов вокруг нее витает

Прозрачной, мягкою, искристой пеленой.

Затейлив каждый миг богини озорной:

С ней смеха божества гирляндой прихотливой

Парят, то поцелуй срывают шаловливо,

То, дуя в трубочку, летунье милой в дар

Подносят радужный и невесомый шар.

Воздушной свитою окружена, царица

Порхает, кружится, поет, молчит, дивится,

Находит в тысяче зеркал свои черты,

20 Горда умноженным виденьем красоты.

«ЗЕМЛЯ, ЗЕМЛЯ БЛАГАЯ...»

(На берегу Роны, 7 июля 1790)

..............................Земля, земля благая,

Навеки вольности ты родина святая!

Сенаты малые великих городов,

Откуда прозвучал свободы первый зов —

Гренобль, Баланс, Роман, о, колыбель законов,[491]

Свобода юная, как солнце, с ваших склонов

Сияя Франции, наш озарила путь!

Вдоль этих берегов плывя когда-нибудь,

Любитель странствовать, влеком теченьем Роны,

10 Не станет веслами взрезать речное лоно,

Но в лодке молча встав, благоговейный взор

Направит на восток, на выси этих гор;

Его отец, восторг припомнив свой старинный,

Воскликнет: “О мой сын, смотри на те вершины!”

ЯМБЫ

ЯМБ I

Восставшим швейцарцам полка Шатовье, чествуемым в Париже по предложению Колло д’Эрбуа

Божественный триумф! В величии и силе

Прославленных бойцов яви!

Ведь ими не один француз убит, Дезиля[492]

Недаром все они в крови.

Такого торжества столица не видала

Ни в приснопамятный тот день,

Когда великая тень Мирабо вступала

Под славную, святую сень,[493]

Ни в день, когда в Париж из долгого изгнанья

10 Вольтера возвратился прах,[494]

Под гул восторженный всеобщего признанья

Клеветников повергнув в страх.

Одно лишь торжество по славе небывалой

Сравнится с нынешним вот-вот:

Как войско все пойдет Журдану[495] под начало,

А Лафайет[496] — на эшафот![497]

ЯМБ II

Когда скрывается в пещерном полумраке

На бойне с блеяньем баран,

В овчарне пастухи, бараны и собаки

Спокойны: не велик изъян.

Младенцев вместе с ним резвившаяся стая

И девы юные, гурьбой

Ласкавшие его, в руно цветы вплетая

И потчуя наперебой,

Его съедают вмиг и не грустят нимало.

10 Сокрыт в сей мрачной глубине,

Я с ним уделом схож. Как быть? пора настала

С забвеньем свыкнуться и мне.

Баранов множество других с судьбою сродной,

Заполнивших всю эту клеть,

Вздев на кровавый крюк[498] на бойне всенародной

Народу бодро пустят в снедь.

А что ж мои друзья? Сквозь прутья мне подмогой,

Подобно медлящим лучам,

Их были бы слова. И золота немного

20 Они бы дали палачам...

Но бездной все грозит. Всем надобно укрытье.

Живите в радости, друзья.

И Бавусу назло[499] за мною не спешите.

В иные времена и я

От горестей чужих, быть может, безучастно

Глаза отвел бы в свой черед.

Так память обо мне досадна и опасна.

Друзья, не ведайте забот.

ЯМБ III

Чего в грядущем ждать? Где мужества и чести

Один хотя бы образец,

Величье стойкости и прямота без лести, —

Отрада праведных сердец, —

Где над преступными недолгий суд Фемиды,[500]

Где состраданья взятый груз,

Где память о добре, забвение обиды,

Где сладость дружественных уз

В юдоли сей земной? О ней грустим напрасно.

10 Ведь подлый страх — вот бог людей.

Бессилье — их удел. О, как мы все безгласны!

Все до единого... Скорей

Пусть смерть придет и даст от всех скорбей укрытье!

Что ж, значит, сломлен, я умру,

Мучений не снеся? О, нет, обязан жить я!

И жизнь моя нужна добру.

Безвинно ввергнутый в кромешный мрак темницы,

В оковах, смерти обречен,

Достоинство храня, с молчаньем не смирится

20 И головы не склонит он.

Коль решено судьбой, что сталь не заблистает

В моей руке, врагов разя,

В душе разлитый яд мое перо впитает.

Мне безоружным быть нельзя.

Закон и правда, к вам взываю, коль ни словом,

Ни мыслию вовек у вас

Не пробуждал грозы я на челе суровом

И коль теперь победный глас,

Коль смех бессовестный злодеев гнусных или

30 Чудовищный их фимиам

Вам сердце раною глубокой уязвили,

Меня спасите, и воздам