Сейчас это кажется немного смешным, как сцена из немого кино. Он открывает двери, напоследок оборачивается, кладет мне на голову ладонь и говорит: «Будь умницей, слышишь? Не расстраивай маму! Ну, пока-пока». И, оттолкнув маму, хлопает дверью в последний раз. Мама лежит на полу до самого вечера, мы сидим рядом и стараемся утешить ее, гладим по голове, а потом Сара звонит бабушке.

С того дня и до самого нашего выселения из квартиры мы виделись с ним только мимоходом.

– Вам не трудно рассказать о выселении?

– Ну, раз я об этом заговорила… – пытаюсь шутить. – Прошло восемь месяцев, как он ушел из дома, мама Гайи Луны должна была родить. Мы с сестрой плохо понимали, что имела в виду мама, когда говорила про «другую женщину вашего отца» и «другую девочку». Мы верили, что однажды снова увидим на вешалке шляпу и все будет хорошо. По крайней мере, так думала я. Сестра с того самого дня слышать о нем ничего не хотела. Мама целыми днями висела на телефоне – выясняла отношения с бабушкой, с адвокатом, с отцом, а тот, как только слышал ее плач, бросал трубку. Мы с Сарой подслушивали, чтобы понять, что происходит. И однажды мы услышали, как мама горестно охнула. Уверена, что если бы папа был рядом, она бы его собственноручно задушила. Он дал ей сорок восемь часов, чтобы съехать с квартиры, сказал, что сам организует транспорт, но мы должны оставить жилье той, другой. Мама пыталась возражать, но это не помогло. У нее не было ни денег, ни влиятельных друзей, ни работы. Так мы и перебрались к бабушке.

О том, что было дальше, я уже рассказывала.

– Понимаю… А школа? Как вы там себя чувствовали?

– Я по большей части рисовала. Однажды учительница вызвала в школу маму, потому что я все время рисовала беременных женщин, которые проникают в дом через окна и через двери, и двух маленьких девочек, которые спрятались под шляпой.

– Вы невероятно впечатлительны, Кьяра, к тому же самые важные годы вашей жизни, когда закладываются основы личности, оказались для вас самыми трудными. Видите ли, ваш отец всегда отсутствовал и был патологическим эгоистом не потому, что вы не заслуживали его любви и внимания. Это он не умеет выстраивать отношения и ни к кому не испытывает привязанности.

– А что это меняет?

– Меняет ваше восприятие: ваш отец – обычный человек, не лишенный недостатков. Вам необходимо по-новому оценить его фигуру, уменьшить его значение в вашей жизни, начать относиться к нему как к человеку, у которого есть определенные слабости, и их немало. Человеку, который, увы, так и не сумел оценить по достоинству своих дочерей. Если вы станете воспринимать его именно так, вы поймете, что стали жертвой несправедливости. Вы вовсе не повинны в том, что мужчины внезапно уходят от вас, как ваш отец, вы, как никто, достойны любви. Вы важны для меня, для Риккардо, для сестры и по-своему для Андреа и Барбары, не говоря уже о вашей маме. Я прекрасно понимаю, что это не вернет вам ни счастливого детства, ни настоящей семьи, но необходимо сломать вашу убежденность в том, что другие бросают вас, потому что вы плохая и не заслуживаете любви. Кьяра, вы прекрасный человек, вы безоговорочно заслуживаете любви и уважения, и для того, чтобы вас принимали такой, какая вы есть, совершенно не обязательно постоянно маскировать свои чувства. Начните говорить правду людям, которые вас любят, вести себя так, как считаете нужным, и говорить то, что на самом деле думаете. Поверьте, прятать голову в песок – не лучший способ. Все мы порой пытаемся отрицать реальность. Нужно учиться справляться с фрустрациями. Сделайте усилие, начните с тех, кто всегда был рядом, – с сестры, с мамы, скажите им о том, что вы чувствуете. Не думайте, будет ли им это приятно. Поступайте так, чтобы было хорошо вам.

– Если бы вы знали мою сестру, вы бы так не говорили.

В метро размышляю над словами махатмы Фолли. Конечно, он прав, во всем прав, но нельзя научиться бегать, если еще не умеешь ходить. И потом, наверное, быть психотерапевтом совсем не сложно, я тоже прекрасно знаю, что нужно делать, только не могу!

Меня тревожит завтрашнее возвращение в контору.

Андреа, узнав, что я возвращаюсь, прислал мне десяток сообщений, все – в стиле «собачку отшлепали веником».

Я ответила только на одно, когда он написал: «Ты – не случайность, ты – чудо». Эта фраза так далека от его привычных схем, что мне показалось, он ее где-то позаимствовал.

Я так ему и написала: «Кажется, это не ты сказал», а он ответил, что читает пособие по психотелесной медицине Дипака Чопры.

Что бы мне почитать, поскольку удерживать Риккардо на расстоянии становится все труднее. Прикидываюсь, что ужасно занята, устала или болит голова, а он начинает выходить из себя, говорит, что это не отношения, а черт знает что, и он прав. Проблема в том, что в моем нынешнем смятении чувств мне противны любые физические контакты, а объяснить это я не в состоянии.

Риккардо мне очень нравится, но я не влюблена в него. И в то же время я без него не могу – странно, не правда ли? – мне нужна его защита, его участие.

Андреа – негодяй, законченный подлец, но я по нему скучаю! Я и сама не понимаю, какие чувства к нему испытываю сейчас, помимо разочарования, злости и обиды. Однако мне хочется верить в то, что он еще может измениться.

А вот кто совершенно точно изменился, так это Лоренцо.

Он увлекся перепиской с Адзуррой, а я отвечаю ему, пытаясь понять, зачем он выдумал эту историю с женитьбой. Правда, ситуация все больше запутывается.

Тот факт, что бывший парень моей сестры, супернадежный парень, клюнул на какую-то маньячку, которая соблазняет его через Интернет, вызывает у меня множество подозрений. Сара понятия не имеет, что мы переписываемся. Не могла же я сказать ей, что он моментально заглотил наживку?

...

Боже, какая нудятина!

Да, согласна, чья бы корова мычала – мне постоянно попадаются какие-то придурки, но они хотя бы «забавные». А все, на что способен Лоренцо, – это смайлики!