ей сразу понравилось. Ей вообще, казалось, нравится все на свете. Редко видал я кого-то с бóльшим интересом к жизни и энтузиазмом, кто получает столько радости от любых повседневных впечатлений. Жизнерадостность буквально исходила от нее этакой золотистой аурой. Людвиг выделил ей лучшего скакуна из своих конюшен, и мы часто ездили верхом по ранчо и в степь.

Быт черных тоже заинтересовал Эллен — а те, со своей стороны, боялись ее, будучи абсолютно не привычными к виду белых женщин. Она охотно играла с негритятами, если те не разбегались при ее чудном виде, и не понимала, почему к неграм стоит относиться не более как к грязи под подошвами. Мы долго спорили с ней об этом. Мне не удалось ее переубедить, поэтому я прямо сказал ей, что она мало что смыслит в жизни — да и вообще, лучше ей прислушаться к бывалому человеку вроде меня. В ответ она бросила с укором:

— Ты ужасный чурбан, Стиви.

Когда я стал возмущаться такой несправедливой оценкой, она пришпорила скакуна — да так, что он понес с грацией антилопы, — и, заливисто смеясь, канула в вельд[13]. Ее волосы, свободно падавшие на плечи, развевались на ветру.

Будь я проклят, если ей не удалось очаровать меня! Как ни странно, мне и в голову не приходило, что я могу стать ее возлюбленным, — и не потому, что она была на несколько лет старше меня, и не потому, что у нее уже был любовник (или даже несколько, как я подозревал) в Нью-Йорке. Я просто обожал Эллен, ее присутствие опьяняло меня, и я не мог придумать ничего другого, чем просто исполнять ее прихоти, как преданный раб.

Однажды я чинил седло, когда она подбежала ко мне.

— О, Стиви! — воскликнула она. — К нам нынче пожаловал такой интересный человек из местных! Подойди скорее и скажи мне, как его зовут.

Она вывела меня на крыльцо.

— Вот он, — она простодушно указала в его сторону. Там стоял, скрестив руки и высоко, не без надменности, подняв голову, Сенекоза. Людвиг, который разговаривал с ним, не обращал внимания на девушку, пока не заключил со знахарем сделку. Затем он повернулся и схватил ее за руку, и они вместе вернулись в дом.

Я снова оказался один на один с этим дикарем, но на этот раз он смотрел не на меня. Невозможно описать охватившую меня ярость, когда я понял, что глядит он на Эллен, и его колкий, цепкий взгляд выражал такое…

В следующий момент мой пистолет был уже у него под носом. Меня охватил такой необузданный гнев, что рука дрожала, как лист на ветру. Надобно застрелить Сенекозу, этого змея подколодного, — да не просто застрелить, а колесовать, размотать в ворох тряпья!

Мимолетное выражение исчезло из его глаз; теперь они сосредоточились на мне — и не выражали никакого беспокойства. Просто так взять и застрелить спокойного, безоружного человека я не мог!

Мы смотрели друг на друга мгновение. Затем он повернулся и ушел, а я смотрел ему вслед и скрежетал зубами в бессильном гневе.

Я уселся прямо на крыльцо. Каким загадочным был этот дикарь! Какими особыми способностями он обладал? Не ошибся ли я, уловив в его взгляде на Эллен мужской интерес? В моем юношеском пылу казалось невероятным, что чернокожий, какое бы положение он ни занимал, может вот так смотреть на белую женщину. Но удивительнее всего для меня было то, что я не смог выстрелить в него…

Я подпрыгнул, когда кто-то взял меня за локоть.

— Что у тебя на уме, Стиви? — спросила Эллен с улыбкой и, прежде чем я успел ей ответить, добавила: — Ну разве не великодушен этот вождь — или кто он там, — благородный этот дикарь? Пригласил нас в гости к себе в крааль[14] — так это, кажется, зовется? Это где-то в степях, и мы туда отправляемся.

— О нет! — в ужасе воскликнул я, вскакивая. — Нечего там делать!

— Но, Стив, — удивилась она, — как ты груб! Вождь настоящий джентльмен, не так ли, кузен Людвиг?

— Да-да, — спокойно кивнул тот, — возможно, скоро мы навестим его в краале. Действительно, это славный дикарь. Может быть, я смогу заключить хорошие сделки и с его верховным вождем.

— Нет! — сердито повторил я. — Если кому-то позарез нужно поехать туда, тогда пусть это буду я, — а Эллен и близко не подойдет к этому шельме!

— Что еще за новости! — вскричала Эллен возмущенно. — Похоже, этот благородный юноша возомнил, что он — мой босс!

Настолько же красива, сколь и упряма! Хоть я долго отговаривал ее, на следующий день она все же решила посетить деревню вместе с Людвигом.

Ночью я сидел на крыльце в лунном свете, когда девушка вышла из дома и присела на подлокотник моего кресла.

— Ты не злишься на меня, правда, Стиви? — грустно спросила она, обнимая меня за плечи. — Ты не сердишься, не так ли?

Сердился ли я?.. Нет, едва ли. Но меня чуть с ума не сводило ощущение ее нежного тела — я чувствовал безоговорочную рабскую преданность к ней. Мне хотелось ползти по грязи перед ней и целовать ее изящные туфли. Неужто женщины никогда не поймут, какое влияние они оказывают на мужчин?

Я нерешительно взял ее руку и прижал к своим губам. Я подозреваю, что она могла чувствовать то же, что и я, — хотя бы отчасти.

— Мой дорогой Стив, — пробормотала она, и ее слова показались мне усладой для ушей. — Давай немножко прогуляемся при лунном свете.

Мы отошли от забора; следовало лучше подготовиться к этой прогулке: у меня не было с собой оружия, кроме большого турецкого кинжала, который я всегда носил с собой, так как использовал его как охотничий нож, — но ее желание было для меня законом.

— Расскажи мне об этом Сенекозе, — попросила она, и я решил воспользоваться такой оказией. Но в следующий же момент я задался вопросом, что я мог бы сказать ей на самом деле. Что гиены растерзали вождя масаи? Что туземцы боялись знахаря? Что он явно питал к ней неподобающий интерес?

Внезапно девушка громко вскрикнула, когда из высокой травы выскочила неясная фигура. В лунном свете она была видна лишь наполовину.

Затем тяжелое мохнатое нечто врезалось мне в плечи, и агрессивные клыки впились в мою вытянутую руку. Я упал на землю и стал отбиваться с необузданной силой, которую придал мне ужас. Исполосовав куртку в лохмотья, клыки уже были близки к тому, чтобы