Когда бухгалтер Рашн, дохромав наконец, протянул трясущийся палец к замочному сенсору своей каюты, Крэнг расслабленно (знаем мы такую расслабленность, во всех ракурсах знаем!) привалился к коридорной стене. Всем своим видом он показывал, что очень ему, Крэнгу, тяжко (в переносном смысле) и неудобно (в обоих смыслах), но торчать он тут намерен долго. До особого невесть чьего распоряжения.

Впрочем, до чьего именно распоряжения Дикки намерен подпирать стену близ Молчановской обители, выяснилось в следующий же миг.

Внутри упомянутой обители обнаружился афганонемец Клаус Кадыр-оглы. Капитан «Каракала» спокойненько сидел на матвеевой койке и копался в матвеевом… точней, в экспедиционно-бухгалтерском компе.

Молчанов как вошел, так и стал у комингса – только люк за собой прихлопнул да ноут выронил на пол (не от неожиданности, а просто надоело держать).

Некоторое время хозяин каюты молча рассматривал незваного визитёра, а визитёр держался поведенческого штампа под наименованием: «А чё, разве происходит чё-нибудь этакое?» Визитёр даже не обернулся на скрип открывшегося-закрывшегося люка. Визитёр тыкал в контактор, глядел в видеопространство и время от времени поборматывал рассеянно, как бы про себя: «Что-то здесь у них… Что-что? А, нет, цум тойфель… А это вообще, как говорится, вилами по воде…» Тут он, наконец, соизволил обернуться к вошедшему и спросил безмятежно:

– Ты случайно не знаешь, что такое «вилы»?

Матвей молчал.

Клаус шевельнул носом, потом ещё раз шевельнул носом… И сообщил:

– Я, когда возвратился, первым делом – под душ. Не собираешься? А то, понимаешь, пахнет от тебя…

Молчанов продолжал оправдывать свою доподлинную фамилию.

Вот тогда-то Кадыр-оглы пожал плечами и, возвратившись к созерцанью комповского видеопространства, то ли спросил, то ли предостерёг насчёт «сесть».

…Минут этак с пять каждый сосредоточенно и почти что молча занимался своим делом: Клаус изучал содержимое компьютера, а Матвей, тихонько выдавливая сквозь зубы шедевры русской словесности, балансировал на коечной закраине в попытках найти позу побезболезненней.

Потом афганонемец вдруг отшатнулся от контактора и заворочался, пытаясь устроиться с максимальными удобствами, какие только возможно было найти в щели меж комп-подставкой и откинутой крышкой гробообразной койки. В конце концов он угомонился в пол-оборота к Молчанову, вдавясь лопатками в угол между коечной крышкой и обиллюминаторенной стеной.

– Ну, хорошо, – вымолвил он расслабленно, задирая левую ногу частично на правую, частично на контактор. – Мы с тобою оба устали и не расположены к долгим беседам. Поэтому давай в целях экономии времени сыграем в интеллектуальную игру «Вопрос-ответ».

– Правила? – осведомился Матвей, сумрачно глядя мимо Клаусова уха в иллюминатор (в иллюминаторе было коричнево и неинтересно).

– Правила примитивны: или говорить правду, или… м-м-м… промалчивать. Но тогда – переход хода.

Только после этого неуклюжего «промалчивать» осознав, что они с Клаусом общаются по-русски, Матвей облизнул губы и уже вполне сознательно произнёс русское «да». Кадыр-оглы тут же нахально взял быка за рога:

– Первый ход мой. Вопрос: «Зачем тебе до такой степени был нужен флайфлауэр?»

Молчанов опять облизнулся:

– В свете постановления о режиме строжайшей экономии времени, отвечаю предельно сжато: планировалось наработать хоть долю миллиграмма естественного фермента, расшифровать его синтез-код и начать производство искусственного парфюма, искусственность его, понятно, не афишируя. Затем – объявить первопоселением утопленный «Каракал» со всем содержимым… и предъявить права на монопольную разработку флайфлауэров (для начала только их – чтоб пока не шибко злить макросов). В общем, собирался на все сто осуществить план глубоковзадницеуважаемого господина Шостака. Удовлетворён?

– Почти, – кивнул Клаус. – За одним маленьким «но»: как ты собирался расшифровывать код? Профессор, доктор, Гэйтсовский лауреат и всевозможный академик Бернард Шостак-младший потратил на такую расшифровку почти десятилетие, а ты… Ты что, учёный?

– То-то и оно, – Матвей расплылся в очаровательной улыбке, которая, с учётом формы и цвета его губ, эффект произвела удручающий. – Я, дорогой ты мой, не учёный. Я умный. Твой яйцеголовый лауреат просто не имеет представления, на что способен в умелых руках, скажем, обычный бытовой кондиционер – ну, из относительно последних, с комп-блоками распознавания загрязнений и поиска оптимального процесса их ресинтеза во что-нибудь путное. Это твоим яйцеголовым не формулы малевать, тут думать надо! Кстати, – бухгалтер Рашн свернул улыбку и опять малость поёрзал, – ты задал уже два вопроса, а я покуда ни одного. Дискриминация получается!

– Можешь задать два подряд, – свеликодушничал Кадыр-оглы.

– Да уж, не премину… Итак, вопрос первый: на кого вы работаете?

– «Вы» – это я? – спросил Клаус.

– Вся ваша троица, – пояснил Молчанов, и, видя, что собеседник вроде бы мнётся, добавил: – Так как это ты давеча выражался… промалчиваешь?

Афганонемец улыбнулся ещё очаровательней, чем недавно Матвей (всё же у него-то, у афганонемца, губы были в порядке):

– Отнюдь, майн либер. Отвечаю: Макумба и Лафорж работают на меня персонально. А я… Название «Ллойд Гэлэктик» слышал?

– Кампания, застраховавшая «Каракал», – бухгалтер Рашн, кривясь, осторожно ощупывал ту половину своей неудобь-сказуемой части тела, которая не сидела, а висела. – А вообще – крутая организация. Монстр. «Макрохард» страховых полисов.

При сравнении своей фирмы с всесильным монстром программного обеспечения, компьютерной техники, а по совместительству и всего, что плохо лежит, Кадыр-оглы скривился. Гримаса эта была не акцентированной, мимолётной, но Матвей её приметил-таки. И запомнил. А Клаус тем временем продолжал:

– Видишь ли, что с этой экспедицией что-то не ладно, моё начальство поняло ещё на стадии составления договора. Проще всего было бы страховой договор не заключать, но… У начальства возникли некоторые… дер геданкен… соображения ума… м-м-м…

– Больно уж велика сумма, – пришел Молчанов на помощь замявшемуся собеседнику. – Очень хотелось взнос с клиента содрать, а вместо страховки потом на вполне законном основании предъявить дулю.

– Предъявить что? – заломил брови Кадыр-оглы.

– Вопрос вне очереди, – злорадно сообщил Матвей. – Опять имею право на два подряд. А дуля – это кукиш. Сиречь фига. Словянский жест, сходный по значению с англосаксонским оттопыренным средним пальцем либо с итальянским хлопком по бицепсу.

Возмущённый наглыми бухгалтерскими притязаниями на лишний вопрос афганонемец явно собрался было продемонстрировать оппоненту что-то из вышеперечисленного арсенала жестов, но вдруг раздумал, буркнув: «Ладно, не на деньги играем…» И продолжил прерванный монолог: