судебная система в Великом Монгольском Улусе только зарождалась (об этом будет рассказано чуть позже), Чингисхан взял на себя обязанность применять различные меры наказания в отношении провинившихся хэшигтэнов: «И повелел Чингисхан: «Старшие в сменах да не смеют самолично чинить расправу над хэшигтэном моим. Пусть прежде о виновных повестят меня. И казни предадим мы всех, кто смерти заслужил, и будут биты палками, кто наказанья оного достоин. Но коли в сменах старшие, свой произвол чиня, на равных им хэшигтэнов поднимут руку, их кара неминуемая ждет: за палки — будут биты палками они, за зуботычины — познают сами зуботычин»»[644].

О том, как Чингисхан «самолично чинил расправу над провинившимся хэшигтэном своим», рассказывается в «Предании об Аргасуне-верном лучнике-хорчине», которое дошло до нас в летописи «Алтан товч» («Золотой изборник») Лувсанданзана.

В этом предании говорится о том, что Чингисхан был оповещен о непозволительном проступке «Аргасун хорчина, который, на радостях охмелев от зелена вина, прихватил священную золотую стрелу и отлучился, только его и видели». Таким образом, Аргасун-хорчин грубо нарушил воинский устав: ушел со службы, не сдав оружия (в данном случае — золотые стрелы)[645].

Чингисхан, несмотря на уважительное отношение к своему хэшигтэну, сначала решил покарать Аргасун-хорчина за его проступок: строго следуя провозглашенным им же принципам («И казни предадим мы всех, кто смерти заслужил, и будут биты палками, кто наказанья оного достоин»), «повелел погубить его без лишних слов и пререканий»[646].

Правда, благодаря покаянным речам провинившегося, а также «дельным советам» ближайших сподвижников Чингисхана, нукеров Борчу и Мухали, в конце концов удалось добиться помилования неразумного Аргасун-хорчина…

* * *

В результате последовательных действий Чингисхана, предпринятых в области военного строительства в 1178–1205 гг., а также военных реформ, объявленных Чингисханом на Великом хуралтае 1206 года, «его армия представляла собой стройную структуру, состоящую из двух частей: «внутренние тысячи» или тумэн хэшигтэна, которому были присущи черты регулярной армии, и «внешние тысячи», которые формировались путем мобилизации по территориальному принципу.

Тумэн хэшигтэна («внутренние тысячи») помимо охраны хана и его ставки, становился главной ударной силой войска Чингисхана… «Внешние тысячи» формировались на основе военно-административной десятичной системы; при объявлении мобилизации все подразделения (десятки, сотни, тысячи) этого войска должны были собраться в указанном месте в полной боевой готовности для выполнения поставленных перед ними боевых задач.

По территориальному принципу эти войска делились на четыре Великих тумэна: центральный (или срединный), восточный (или левого крыла), западный (или правого крыла) и, так называемый, «лесной» тумэн. Эти Великие тумэны состояли из тысяч, сформированных по родовому или смешанному принципу…

По мнению некоторых исследователей, помимо указанных выше тумэнов («внутренние» и «внешние» тысячи. — А. М.) в армии Чингисхана существовали и тумэны членов «золотого рода» Чингисхана: его братьев и сыновей.

Поэтому, говоря об общей численности войска Чингисхана в 1206 году, к 95 «внешним» тысячам и 10 000 хэшигтэна резонно будет прибавить как минимум еще 30 000 воинов, которых должны были выставить уделы, принадлежавшие членам «золотого рода»[647].

Глава шестнадцатая

«Великая Яса»: создание системы имперского права

«Поелику Всевышний отличил Чингисхана умом и рассудком от его сотоварищей и возвысил его над царями мира по бдительности и могуществу, то он, без утомительного рассмотрения летописей и без докучного сообразования с древностями, единственно из страниц своей души изобретал то, что известно из обычаев гордых хосроев и что записано о порядках фараонов и кесарей, и из ума-разума своего сочинял то, что было связано с устройством завоевания стран и относилось к сокрушению мощи врагов и возвышению степени своих подвластных… Соответственно своему мнению, как оное того требовало, положил он для каждого дела законы и для каждого обстоятельства правило и для каждой вины установил кару, а как у племен татарских[648] не было письма, повелел он, чтобы люди из уйгуров научили письму монгольских детей, а те ясы и приказы записали они на свитки, и называются они Книгой Великой Ясы»

А. М. Джувейни[649].

В процессе реконструкции процесса формирования и эволюции мировоззренческой системы Чингисхана, которую автор попытался осуществить в документальном жизнеописании нашего Героя, эта глава занимает важное, если не сказать ключевое, место. Именно в ней «по отдельным сохранившимся до нас его изречениям и по общему характеру всех его установлений мы можем восстановить известные высшие принципы и идеи, соединенные в стройную систему, которыми он, как всякий государственный организатор крупного масштаба, руководствовался в своей организаторской деятельности… вскрыть идейную сущность его государственной теории…»[650]

Как явствует из известия А. М. Джувейни, в борьбе за воссоздание улуса «Хамаг Монгол» (Все Монголы), а затем — за объединение всех монголоязычных племен в единую кочевую державу Чингисхан опирался не только на поддержку своих нукеров-соратников и силу оружия, но и на силу закона, в создании и формулировании которого он сыграл главенствующую роль.

Собственно законотворческая деятельность Чингисхана началась после воссоздания межплеменного союза «Хамаг Монгол» (Все монголы) в 1189 году и провозглашения «степной аристократией» главой этого союза Тэмужина из рода хиад боржигин, будущего Чингисхана. Произнесенная представителем родоплеменной знати по этому поводу клятвенная речь по сути дела и стала «фундаментом правосудия»[651].

Первоначальный состав «Книги Великой Ясы» и «Свода изречений-биликов» Чингисхана были обнародованы на упомянутом выше Великом хуралтае 1206 года. И, как было отмечено выше, Чингисхан решил облечь их в форму писаных законов и, в частности, «повелел, чтобы его ясы и приказы были записаны на свитках»[652].

Мудрость Чингисхана заключалась в том, что он смог аккумулировать и заложить в основание созданного им Великого Монгольского Улуса многовековой исторический опыт общественного развития и государственно-правового строительства как монголоязычных, так и тюркских народов, объединенных им в одно государство. А воля и решимость Чингисхана в осуществлении реформ, которые предшествовали Великому хуралтаю 1206 г., так и объявленные на нем и после него, обеспечили их последовательность, безусловное исполнение и, главное, результативность «в державе водворение порядка».

Чингисхан, провозглашая и воплощая в жизнь реформы по созданию единого монгольского государства, не пошел по пути «тех восточных деспотий, в которых высшим законом является произвол верховного правителя и его ставленников. Империя Чингисхана управлялась на строгом основании закона, обязательного для всех, начиная от главы государства и кончая последним подданным»[653].

В этой связи нельзя не отметить прозорливость Чингисхана, который двумя годами раньше повелел использовать для нужд создаваемого им государства уйгурскую письменность. «Благодаря ей, — как считал Э. Хара-Даван, — оказалось возможным закрепить и кодифицировать монгольское обычное право, народные обычаи и воззрения,