При повышенно благоговейном отношении к круглым датам в советской культуре набор всех этих художественных вариаций на тему детской жертвенности — репортажи о смерти Павлика Морозова, волнующие рассказы о Валентине и Мальчише — приобретает особенное значение в канун пятнадцатилетия Октября (т.е. осенью 1932 года). Уже летом пионерская пресса начала писать на «героическую тему», но это были в основном скучные материалы вроде случая с пионером Абросимовым, который спас поезд от крушения, сумев привлечь внимание машиниста к сломанному рельсу. Поэтому появление более романтического героя воспринималось на ура. Ноябрьский номер журнала «Дружные ребята» (1932) сделал Павлика Морозова, который «героически погиб, борясь за победу социализма, от рук кулаков», своим центральным персонажем, поместив материал о нем на развороте, посвященном Октябрьской революции. «Быть таким, как Павлик, — дело чести и славы каждого пионера» — объявил журнал. В некоторых статьях (например, в «Пионерской правде» от 2 октября 1932 года) о Павлике говорилось как о 14—15-летнем, хотя это слишком много для пионера и ученика начальной школы[177]. Суть такой подтасовки проста: он должен был родиться осенью 1917 года, чтобы быть «ровесником Октября». Создание образа «ровесников Октября», молодых людей, являющихся основной жизненной силой нового общества, считалось делом намного более важным, чем приверженность голым фактам.

Связь с революцией придала легенде о Павлике особенное значение с точки зрения ее репрезентативности. Эта легенда, так же как «Смерть пионерки» Багрицкого и «Военная тайна» Гайдара, заложила основу советского героического мифа для детской аудитории. Юные герои приравнивались по значению к взрослым жертвам революции, а церемония их похорон стала одним из первых ритуалов, узаконенных на стадии становления большевистского режима. Павлик и его современники напоминали детям о жертвах, принесенных ради новой жизни в стране, которую постоянно прокламировали как самую лучшую в мире страну для детей.

В то же время тема жертвенности «осаживала» тех, кто побеждал в музыкальных или шахматных конкурсах, опережал взрослых по показателям в сборе хлопка или, возьмем скромнее, просто были лучшими учениками в классе: их заслуги сильно уступали подвигам таких героев, как Павлик или Мальчиш, отдавших за родину свои жизни. С одной стороны, выдающихся детей хвалили, с другой — беспокоились «о возможности “избаловать” детей», так что они зазнаются и станут «кичливые»[178]. Такие герои, как Павлик Морозов или Мальчиш, напоминали вундеркиндам о том, что существуют цели более высокие, чем их собственные, и тем самым побуждали к «самокритике» и «работе над собой» (два основных сталинских постулата). Как вопрошала статья в «Вожатом» в 1935 году: «А разоблачить своего собственного отца, если он окажется классовым врагом, нужно ли для этого мужество? И можно ли вообще быть мужественным, если ты не летчик, не стратонавт и не эпроновец-водолаз, а рядовой пионер?»

Когда слава Павлика достигла апогея, легенда о нем получила свое развитие в нескольких направлениях. Первое: Павлик— идеальный пионер-герой, отвечающий всем требованиям современности: прилежание в классе, забота о товарищах, умеренное участие в политической жизни[179]. Второе: Павлик — самая яркая звезда в созвездии детей-мучеников, чья исключительная жертва ради народа напоминала детям, достигшим славы другим путем, о том, что они должны еще много «работать над собой». Третье: политическая бдительность героя отошла на второй план, а разоблачение собственного отца стало вызывать более сдержанную и неопределенную оценку — теперь такой поступок казался скорее экстремальным и вынужденным проявлением гражданского долга, а недостойным похвалы выражением революционного рвения.

Легенда о Павлике, видоизменявшаяся в зависимости от требований времени, стала центральным мифом культурной политики и распространилась по всей стране, в том числе и в родном краю мальчика, на Урале. В первые месяцы после его смерти местные газеты, как мы видели, еще сохраняли некоторую независимость в трактовке события и продолжали продвигать свою линию «классовой борьбы» даже на суде, т.е. спустя два месяца после того, как центральная пресса взяла все в свои руки. Местное руководство запланировало с размахом отметить первую годовщину смерти Павлика. 24 августа 1933 года «Комсомольская страница» «Тавдинского рабочего» опубликовала длинный список торжественных мероприятий. Для начала было решено «поставить борьбу за досрочное выполнение плана уборки урожая», организовать пионерские слеты и комсомольские собрания. 3 сентября вышел спецномер «Комсомольской страницы», состоялись торжественные пионерские собрания (в том числе с выступлением Татьяны Морозовой), беседы и речи по радио, в каждой школе района открылись «уголки» Павлика Морозова. Предполагалось, что все это послужит толчком для развития пионерской работы: планировалась «мобилизация комсомольской и пионерской организаций района на то, чтобы с первых же дней учебы обеспечить направление детской инициативы и энергии на правильную постановку работы в отряде, школе …проводя все это под лозунгом “воспитать в отряде таких пионеров, каким был Павлик Морозов”». 3 сентября «Тавдинский рабочий» вместе со списком запланированных мероприятий напечатал интервью и фотографию похожей на святую Татьяны Морозовой в платочке, а также сообщил об успешной работе герасимовского пионерского отряда, насчитывавшего четырнадцать детей. Поздней осенью этого же года началась кампания по сбору средств на памятник.

В первый год после смерти Павлик имел статус «местного героя» — на это указывает тот факт, что его первая биография напечатана не в центральном издательстве, публикующем произведения, в том числе для детей и подростков, как, например, «Молодая гвардия», а в свердловской «Уралкниге». Сейчас нельзя с точностью сказать, в какой степени культ Павлика был принят местным населением. В декабре 1933 года «Тавдинский рабочий» негодовал по поводу слишком маленькой суммы, которую удалось собрать на мемориал[180]. Но местные партийные и комсомольские руководители, несомненно, приложили все усилия для распространения этой легенды.