во дворе, ноги вытер…

— Ботинки.

— Нормальные люди говорят — ноги. Если забыла.

— Хотела просто посмотреть на цвет твоих носков.

— Не белые. Кроссовки не ношу.

— Не бегаешь? Евгений Вадимович советует всем бегать.

— Интересуешься российской политикой?

— Нет, здоровьем мужчин после сорока. В спортзал ходишь?

— Да. И в баню с мужиками.

— А с девочками?

— Я женатый человек, забыла?

— Спорт тебе доктора не прописали?

— Я хожу, это полезнее. И сложнее в мегаполисе. Я люблю сложности.

— Перебирайся за город.

— Собаку заведу и переберусь…

И смотрит на меня так пристально, точно эта собака — я.

— Чай без сахара? — спросила, поймав этот тяжелый взгляд и не отпустив.

— Без. Ни алкоголя, ни сладкого. Ни женщин — это не совет докторов, если что… Это твой выбор.

Вместо ответа я повернулась к нему спиной и прошла на кухню. Второй вазы не было, набрала воды в кастрюлю и положила в нее букет, точно не разварившиеся еще спагетти. Андрей не стал комментировать неподобающее обращение с подаренными им цветами. Молча сел к столу, в ботинках. Я нажала на кнопку электрического чайника, в котором оставалась вода с прошлого моего персонального чаепития.

— Зачем тебе это надо? — услышала спиной.

— Что именно? — не повернула я головы в сторону говорящего.

— Ехать к мужику, с которым ты год, как в разводе? Зачем разводилась, — задал он вопрос вообще без паузы, — если уже соскучилась?

— Потому что он уехал. Это тебя не касается, — повернулась я к Андрею лицом, но от столешницы не отошла, прижалась к ней спиной, смирив детское желание сесть на нее задницей, ставшей вдруг до ужаса тяжелой.

— Касается. Очень даже касается, — говорил Андрей мрачно, глядя на меня исподлобья.

Боже, а взгляд у него всегда был открытый… Был. Всегда. Это всегда закончилось двадцать лет тому назад.

— Ты чувствуешь себя свободной? — не сделал он паузы для моего ответа, если он вообще предполагался.

— Да, за свободой я и ехала в Америку.

— Я про твоего мужа говорю, бывшего.

— Бывшего? — подняла я брови. — Которого?

— Бывший у тебя только один. Я — нынешний.

— Так думаешь? — сжала я губы, чтобы не плюнуть. Вот ужас, мне вдруг безумно захотелось увидеть, как моя слюна капает с кончика его носа…

— Так думает российское законодательство. Ему плевать, что у тебя есть американский паспорт. На территории Питера у тебя в паспорте стоит печать с моим именем.

— Андрей, что тебе надо?

— Жену. Мне надо жену. Тебя.

— Зачем?

— Потому что хочу. Потому что меня никто не заставлял на тебе жениться. И никто не заставит с тобой развестись.

— Понятно… — тяжелый вздох во множественном числе был замечательным саундтреком к нашей беседе. — Меняем паспорт, как есть. Понятно. Ничего не поменялось. Да я уже и не хочу заморачиваться с разводом. Я лучше поскорее окажусь на той территории, где я выбираю, какой паспорт показывать пограничнику.

— А ты уверена, что тебя выпустят из России?

— А почему нет?

— А если на тебя будет открыто уголовное дело?

За спиной шипел чайник. Шипел сильнее моего внутреннего голоса. Хотелось схватить его и ошпарить этому нахалу лицо — но тогда я собственноручно дам ему повод накатать на меня заяву в полицию. Да, у них давно полиция… Но берут на лапу, как поганые менты…

— И зачем тебе это надо? — спросила тихо, понимая, что сила моя теперь исключительно в спокойствии.

— Чтобы ты осталась в России и осталась моей женой.

У него все дома? Или я с умалишенным говорю?

— Я тебя нормально спрашиваю — зачем это тебе надо? — процедила я сквозь зубы довольно громко.

До соседей не достучусь, мне бы к его разуму простучаться, хотя бы азбукой Морзе.

— Марина, я говорю на полном серьезе. Ты поставила наш брак на паузу — может, пришло время нажать “резюм-баттон”, если так тебе будет понятнее?

— Я нажала на “делит”, тебя больше нет.

— Я здесь, Марина. Перед твоими глазами, на расстоянии вытянутой руки. И я не шучу.

“Ты просто несешь бред, Андрюш”, — это я подумала, это я не сказала, это читалось в моем взгляде. А он умел его читать. Когда-то. Умеет ли сейчас? И что я сама в состоянии без вербальной подсказки прочитать во взгляде Андрея? Пустоту. А есть ли в нем еще хоть что-то? В его душе…

— Ну и как ты представляешь себе нашу семейную жизнь? — проговорила, даже не спросила, не повысила голоса, сжимая пальцы перед собой в замок. Замок, давным-давно замкнутый на сердце.

— Не знаю. Ты сама сказала, есть варианты.

Голос у Андрея действительно пустой, усталый, немного детский, благодаря сквозящим в нем нудным интонациям.

Я улыбнулась, даже какой-то звук произнесла, малость похожий на смешок.

— Я говорила в прошедшем времени. Двадцать лет назад могли быть варианты. Сейчас — увы…

— Ему ты готова дать второй шанс, хотя он сам с тобой развелся, — смотрел Андрей исподлобья. — Чем я хуже? Я не разводился с тобой.

— Просто сбежал, — уже голосом хмыкнула я.

— Уехал первым. Называй, пожалуйста, вещи своими именами. То, что меня кинули люди, которых я считал порядочными и в какой-то мере друзьями, сломало все мои планы жизнь. Впрочем, я и тебя считал…

Замолчал, не договорил.

— Какой? — произнесла тихо, твердо, безразлично.

— Женой. Вкладывай в это слово, что хочешь… Но я никак не думал, что ты меня бросишь. То, что тебе всегда хотелось оказаться правой, допускал… Что можешь беситься целый год — со скрипом, но тоже принял. То, что ты меня реально бросишь, этой мысли не допускал даже на минуту. Неужели так сложно было позвонить?

— А тебе?

— Я делал хоть какую-то часть.

— Посылал деньги и ждал слова благодарности.

Он не опустил глаз, не склонил головы — чего-то ждал. Благодарности?

— Почему ты его прощаешь, а меня — нет? — не унимался Андрей.

— Да мне не за что его прощать. Разошлись на время, на время сойдемся. Нас больше ни дети не связывают, ни бумажки…

— Нас тоже, в твоем понимании, ничего из этого не связывает.

— Андрей, нас просто ничего не связывает. Понимаешь? Нас связывала учеба, затем эмиграция, потом обида — сейчас не осталось ничего.

— Даже хороших воспоминаний? — продолжал он буравить меня взглядом.

— Они есть.

— Говоришь, все плохое перегорело. Но что-то хорошее ж осталось. Почему ты не даешь мне шанс вернуться в твою жизнь? С ним было двадцать лет. У меня для ровного счета еще четырнадцать в запасе. Собственно шестьдесят лет — средняя продолжительность жизни мужиков в России. В Индии — долгожители, так что еще успеешь с ним пожить, — хмыкнул теперь