Л. Д. Троцкий одним из первых начал ратовать за выработку оборонительной военной доктрины Советской России, ссылаясь на такие объективные факторы, как слабость преимущественно аграрного, крестьянского государства. Он считал, что крестьяне по своей сущности являются мелкими землевладельцами, сезонной работой прикованы к своему хозяйству и не могут вести большую наступательную войну. При этом он напрочь отрицал превосходство идеологического фактора над материальным, замечая: «Тот, кто думает, что с помощью марксизма можно наладить производство на свечном заводе, слабо разбирается и в марксизме, и в производстве свечей».

Далее он писал: «У нас сейчас в партийно-военных кругах идет дискуссия о военной доктрине. Думаю, что в последнем счете от дискуссии будет польза, а сейчас много ахинеи и отсебятины. В частности, против Красной армии выдвигается обвинение в том, что в ее "военную доктрину" (вокруг этого напыщенного словечка и крутится весь спор) не входит идея наступательных революционных войн…»

Противники Л. Д. Троцкого возражали. Они считали неизбежность скорой в будущем войны Советской России с капиталистическими государствами и всячески искали сторонников в кругах авторитетных военных. М. В. Фрунзе был в числе этих авторитетов. Он утверждал: «Между нашим пролетарским государством и остальным буржуазным миром может быть только одно состояние долгой, упорной, отчаянной войны не на живот, а на смерть… Совместное параллельное существование нашего пролетарского советского государства с государствами буржуазно- капиталистического мира длительное время невозможно».

На основании этих убеждений весной 1921 года М. В. Фрунзе совместно с начальником политуправления РВСР С. И. Гесевым (Я. Д. Драбкиным) издали брошюру «Реорганизация Красной армии», в которой попытались сформировать основные положения военной доктрины Советского государства. В частности, в этой брошюре М. В. Фрунзе писал:

«Одним из основных условий обеспечения максимальной мощи Красной армии является превращение ее в единый организм, спаянный сверху донизу не только общностью политической идеологии, но и единством взглядов на характер стоящих перед республикой военных задач, способов их разрешения и методов боевой подготовки войск.

Это единство, образующее в своей совокупности на общей основе марксистского учения стройную систему военного мировоззрения Красной армии и всей республики (единая военная доктрина — научная теория войны), является прочным основанием плана боевой подготовки страны, управления войсками и их вождения». Правда, ниже он добавлял: «Задача выработки единой военной доктрины в условиях развивающейся мировой революции и в обстановке наиболее вероятных для ближайшего будущего гражданских и полугражданских войн не может быть возложена на узких специалистов военного дела. Правильное решение ее может быть дано лишь совместными усилиями как военных специалистов, так и всех политических работников, получивших достаточный опыт в деле строительства Красной армии и в ее борьбе».

Вскоре после этого на одном из совещаний Реввоенсовета Республики в присущей ему язвительной манере по поводу попыток С. И. Гусева разработать военную доктрину Советского государства Троцкий заметил: «Ваша задача — демобилизация и воспитание оставшихся частей Красной армии. Неужели вы всерьез думаете о наступательной военной доктрине государства, переходящего от регулярной армии к милиционным формированиям. Мы свои штыки направляем не против внешнего врага, а на борьбу с бандитизмом, ликвидацию последствий разрухи и голода».

С. И. Гусев в сердцах сразу же сообщил об этом разговоре Фрунзе. В июле 1921 года М. В. Фрунзе опубликовал статью в первом номере журнала «Армия и революция», выпущенного штабом главнокомандующего войсками Украины и Крыма, которая называлась «Единая военная доктрина и Красная армия». В это работе он в очередной раз подтвердил, что «не существует никаких определенных взглядов по этому основному вопросу… и даже более того — нет ясного представления, в чем собственно состоит самый вопрос, нет умения правильно поставить его».

Во втором разделе этой работы М. В. Фрунзе формулирует военную доктрину государства, говоря, что «единая военная доктрина есть принятие в армии данного государства учение, устанавливающее характер строительства вооруженных сил страны, методы боевой подготовки войск, их вождение на основе господствующих в государстве взглядов на характер лежащих перед ним военных задач и способы их решения, вытекающие из классовой сущности государства и определяемые уровнем развития производительных сил страны».

В данной формулировке много путаницы. Ведущие политические планы военных отношений страны (правительственных кругов) путаются с планами армии (командования), политические цели — со стратегическими планами действий войск. Непонятно, что является первичным, что вторичным — то ли политические взгляды правящих кругов государства, то ли уровень развития производительных сил страны.

Правда, ниже Михаил Васильевич пишет: «Формулировка эта отнюдь не претендует на конструктивную законченность и полную логическую безупречность. В конце концов вопрос совершенно не в том. Важно основное содержание понятия; что же касается окончательной кристаллизации его, то это дело дальнейшей практической и теоретической разработки вопроса».

Далее М. Ф. Фрунзе, считая, что с формированием военной доктрины государства покончено, приступает к определению задач Красной армии в свете этой доктрины. Он с полным убеждением пишет: «Победит лишь тот, кто найдет в себе решимость наступать, сторона, только обороняющаяся, неизбежно обречена на поражение».

Таким образом, М. В. Фрунзе проповедовал наступательную военную доктрину Советского государства, основанную на идеологическом факторе. Всякие другие мнения им считались враждебными, точно так же, как и их носители. Носителем противоположных мнений в первую очередь был Л. Д. Троцкий. Уже в начале 1921 года Троцкий и Фрунзе стали откровенными идейными противниками на базе взглядов на военную доктрину государства и вытекающую из нее подготовку войск.

Данные подходы к формулированию военной политики государства (термина «военная доктрина» старались избегать) сохранились на долгие годы советской власти. Их результатом стала политика «шапкозакидательства» в начале советско-финляндской войны, неготовность страны к фашистской агрессии в 1941 году, втягивание Советского Союза в войну в Афганистане в конце 70-х годов. В результате до предела политизированная кавалерия с обнаженными шашками, а пехота с одними только винтовками атаковали танки противника, разомлевший после политзанятия советский солдат видел «брата» в афганском душмане. Все это приводило к поражениям и неисчислимым человеческим жертвам. Безусловно, смешно винить М. В. Фрунзе в таких жертвах, но свой вклад в это дело он внес, и скрывать это также нельзя.

Правда, позже М. В. Фрунзе несколько поменял свои взгляды. В докладе на торжественном заседании Военной академии РККА, посвященном годовщине смерти В. И. Ленина, состоявшемся 22 января 1925 года, он признавал: «По Ленину линия нашей тактики… на ближайший период должна быть оборонительной. Мы должны лавировать, выжидать; должны заниматься накоплением сил и ждать того момента, когда движение стран Востока и пролетарское движение стран Запада создадут новую, благоприятную для нас обстановку». В то же время он считал, что «тактика имеет дело не с событиями, охватывающими большой промежуток времени, — она имеет дело с меняющимися условиями данной конкретной исторической обстановки, и поэтому тактика может и должна подвергаться изменениям… при неизменности основной стратегической линии».