Трактирщик поднял лампу над головой, но крохотный огонек не мог разогнать тьму.

– Сейчас, – Окен передал светильник Гизу, растворился во мраке. Вернулся через миг с охапкой сена, бросил ее на земляной пол, примял, притоптал, поджег головешкой. Сухое сено занялось сразу, рыжее пламя осветило бревенчатые стены и низкий потолок.

В стойле заворочалась корова, замычала протяжно, недоумевающе.

– Тихо! – метнулся к ней Окен. – Тихо, родная!

Задрав верхнюю губу, громко фыркнул привязанный к подпирающему потолок столбу жеребец, дернул головой, ударил копытом.

– Быстрее!

Телега стояла возле ворот. Она была завалена каким-то мусором – развалившимися корзинами, вязанками хвороста и прелыми мешками; ее колеса вросли в землю.

– Навались, – пропыхтел Гиз, отложив меч и взявшись за деревянные спицы.

Совместными усилиями они сдвинули телегу с места, откатили ее к дальней стене, развернули оглоблями к закрытым воротам.

Пламя угасало.

– Мок, принеси еще сена! Нат, хомут на стене прямо за тобой! Фис, где-то там в углу должна быть дуга! – командовал сыновьями трактирщик Окен.

Мертвяки все же услышали шум, учуяли людей. Они застучали, заколотили в ворота, они пробовали сбить замок, они заглядывали в единственное маленькое оконце – в узкую, ничем не закрытую отдушину – совали в нее руки, тянулись, пытаясь достать, зацепить бегающих по двору людей.

– Придется прорываться! – Гиз держал брыкающегося жеребца, не желающего впрягаться в телегу. – Незамеченными уже не уйти!

В огонь полетели старые корзины. Вихрем взвились к потолку искры.

– Осторожней! – крикнул Окен.

– Кто-то должен будет выйти, чтобы отпереть ворота! – Гиз усмирял жеребца. – Огерт, не пора ли использовать твой дар?

– Еще не время, – пробормотал Огерт, придерживая вздрагивающие ворота, и чувствуя, как холодеет в душе, и леденеет сердце.

– Что ты говоришь?

– Еще не время…

Мечущиеся Мок, Фис и Нат помогали отцу запрягать жеребца, но вреда от них было больше, чем пользы.

Разваливались, рассыпались пылающие корзины, трещали пересохшие прутья, стреляя мелкими углями во все стороны. Дым щекотал горло, ел глаза. Испугано, жалобно мычала корова. Упрямый жеребец, не привыкший к тележной упряжи, ярился, но ничего не мог поделать с настойчивыми сильными людьми.

– Погонишь во всю мочь! – наказал Гиз трактирщику. – Конь горячий, пронесет сквозь любой строй!

Спокойная Нелти стояла возле тихого, невозмутимого ишака и поглаживала кошку. Собирательница верила, что все будет в порядке, ведь Гиз и Огерт были здесь.

– Горим! – испуганно крикнул кто-то из сыновей Окена.

По жердям потолка расползался огонь, вспыхивали торчащие клочья старой соломы, сыпалась вниз тлеющая труха.

Гиз бросился к Нелти, подхватил ее, перенес в телегу.

– Вы трое! – Он обращался к сыновьям трактирщика. – Пришла пора показать удаль!

Ворота вздрагивали.

Огерт упирался в них ледяными ладонями.

Лязгал замок.

– Мы расчистим путь, – Гиз помахивал мечом, – и откроем ворота.

– Нет, – прохрипел Огерт. – Не надо…

– Срубайте головы и отсекайте конечности! – Гиз не услышал старшего брата. – Увлекайте мертвяков за собой, выманивайте их, и помните три правила: не смотрите им в глаза, не касайтесь их, и не разговаривайте с ними!

– Не надо! – Огерт медленно повернулся. Напряженное лицо его изменилось до неузнаваемости: на лбу и висках вздулись вены, рот перекосился, скулы обострились, глаза словно выцвели. – Я разобью замок… – просипел он. – И открою ворота…

– Некромант! – сыновья Окена попятились, выставив перед собой клинки, отгородившись ими от Огерта и Гиза.

– Нужно спешить… – шипел, надвигаясь, Огерт. Холодный туман окутывал его высокую фигуру. – Спешить на Кладбище… – Сейчас он не опирался на костыль. Он лишь немного подволакивал больную ногу, чуть прихрамывал. – Быстрей!.. – В голосе его не было ничего живого. – Быстрее!..

– Некромант! – В голосах людей слышались страх, отвращение и ненависть.

– Да! – рявкнул Гиз. – Он некромант! И он выведет нас отсюда! Так что же вас не устраивает?

Огонь растекся уже по всему потолку. Выпучивший глаза жеребец хрипел, и только твердая человеческая рука, держащая узду возле самых удил, не давала ему впасть в безумство.

– Опустите мечи! – приказал Окен сыновьям. – Слышите меня?

– Отец! Это же некромант!

– Он на нашей стороне.

– А если это ловушка?

– Мы уже в ловушке!..

Дышать горьким горячим воздухом становилось все трудней. Жар сушил кожу, всюду летал пепел, искры брызгали с потолка.

– Уберите оружие! – приказал Гиз.

– Уберите! – поддержал его Окен.

И бойцы-неумехи, переглянувшись, послушались – опустили мечи, насупились, понурили головы, словно провинившиеся подростки.

– Быстро к воротам! Рубите всех, кто полезет внутрь!

Сыновья Окена больше не противились. Они признали лидерство Гиза и были готовы выполнять все, что он скажет.

Гиз помог Огерту забраться в телегу, отдал ему меч. Затем метнулся к ишаку; присев, поднырнул под него, выпрямился, оторвав животное от земли. Перенес его в повозку, бросил на охапку соломы рядом с Нелти.

– Держи его, сестра! Это ноги Огерта!..

Ворота вздрагивали от мощных ударов – подчинившиеся Огерту мертвяки уже почти сбили прочный замок.

Гиз бросился к выходу, обернулся, крикнул, давясь дымом:

– Как только распахнутся! С места! Во весь опор! – и увидел, что старый трактирщик, бросив поводья, соскочил с телеги, побежал куда-то.

– Куда? – заорал Гиз, решив, что старик от страха потерял голову. – Назад! На место!..

Огерт, забыв о костыле, забыв почти обо всем, поднялся на ноги.

По ту сторону ворот упал на траву искореженный замок.

Створки начали медленно расходиться.

– Стоять! – Гиз почувствовал нерешительность сыновей трактирщика, подскочил к ним, оскалился: – Ни на шаг! Не отступать! Насмерть стоять! – Он снова обернулся.

Ни Огерт, ни Нелти не могли сейчас управлять жеребцом.

А трактирщик…

В открывающиеся ворота сунулся мертвяк. Гиз бросился ему навстречу, одним ударом снес голову, вторым ударом отсек руку с плечом, третьим – обрубил ногу чуть пониже колена.

– Не трогайте его! – Гиз растолкал оторопевших вояк. – Вышвырните наружу! Вилами!..