– Машина сгорела дотла, труп не опознать.Никто не видел аварии, на второстепенной дороге все случилось, там одна телегав три часа проезжает, я ушел еще до прихода «Скорой». Короче, если ментыспросят, отвечу: «Ничего не знаю! Болею простудой, лежу в кровати. Где жена,понятия не имею, мы давно разбежались, каждый в своей комнате живет. Машина еесобственность. Куда она ездила, не ведаю». Ничего про твою не скажу, понял?

– Спасибо, – прошелестел Юра. – Но вавтомобиле тело найдут?

– Обгорелые кости, – фыркнул Иван. – Может,водитель по дороге кого подсадил? Нет, тут все чисто. Да и местные сыскари,думаю, суетиться не станут. Главное, нам не напортачить. Заявление о пропажежены надо нести дней через тридцать. Если станут спрашивать, чего так поздноспохватился, отвечай, что она и раньше уезжала с любовником. Непременнопрокатит. А если вдруг по костям сообразят, кто погиб, то к нам какиепретензии? Мы дома были. В общем, будем с тобой сообща стараться – выиграем.

– Ладно, – согласился Юра.

– Он дурак? – спросила я, когда Марк замолчал.

– Просто жадная сволочь, – пояснил практикант.

– Даже не спросил, кто ему звонил! Фамилию,телефон не узнал, поверил в чушь!

– Ага, – подхватил Марк. – Шуметь не стал,волну не поднял, через месяц в милицию заяву припер. Сами знаете, как кподобным документам в отделениях относятся: не ребенок пропал, не старухабезумная, а молодая еще женщина, вменяемая. Конечно, Юрию сказали: «Небось слюбовником укатила, еще объявится».

– Она не объявилась, – вздохнула я. – Хорьковмилицию не дергал, прошло установленное законом время, Раду признали умершей ивыдали мужу необходимый документ. Постой, значит, в «Жигулях» была Хорькова?

– Получается так, – согласился Марк.

– Но в машине находились трое! Эмма и ее мужпоехали на дачу вместе с Софьей. Мне Поспелова так сказала… вернее, Калистидас…Короче, не важно. Их там было трое – Эмма, Антон и Софья, ни о какой Раде речьне шла.

– Выходит, Эмма про нее забыла. Амнезия.

– Но вспомнила же она про Софью… – протянулая. – И… вот, однако, странность… прямо нестыковка…

– Какая? – полюбопытствовал Марк.

– Эмма рассказывала мне, как она очнулась вбольнице и спросила у Поспелова про Соню. Понимаешь?

– Ну ясно, ей хотелось узнать о лучшейподруге.

– Нет, ты не словил мышей! – азартновоскликнула я. – Эмма потеряла память. Полностью. Только бытовые навыкиостались, Поспелова пользовалась туалетом, нормально ела, но память была белеелиста бумаги. Она не могла спрашивать о Соне. Эмма не помнила про Калистидас,ей потом Антон воспоминания оживлял, приносил фото, давал слушать записи. ИЭмма-то – Софья! Если она задавала вопрос про Софью, значит, осознавала себяЭммой. Тут несовпадение. Я только сейчас поняла это. Либо она в амнезии, тогданикакого интереса к Софье быть не могло, либо она в памяти и ее вопросоправдан. Но во втором случае возникают дальнейшие вопросы. Их очень и оченьмного. Был ли Антон в машине, и если был, то как выбрался целехоньким изгорящего автомобиля? Почему сумка Эммы лежала совершенно нетронутая на обочине?Если Юрию звонил Поспелов, назвавшись Иваном, то почему он представился другимчеловеком? На место аварии прибыла милиция, и Антон, когда ему сообщили о том,что пострадала его жена, не сказал о Раде Хорьковой?

– Ну… ну… – замямлил Марк. – Скажем, он решилпомочь Юрию.

– С чего бы? – удивилась я. – Мы имеемнескольких действующих лиц и кучу нестыковок. Допустим, Эмма сказала мнеправду: на дачу поехали она, Антон и Софья. Значит, в пожаре погиблаКалистидас?

– Да, – подтвердил Марк.

– Но теперь-то мы знаем, что Соня осталасьжива, она жила затворницей во Флоридосе. Конечно, необходимо провести анализДНК, чтобы подтвердить родство Софьи и Константина, но я на сто процентовуверена: они отец и дочь. Шестой палец просто так не вырастет. Следовательно…

– В «Жигулях» сгорела Эмма, – перебил меняМарк. – Антон, сообразив, что Софья потеряла память, выдал ее за свою жену,иначе бы не видать ему денег Анны Львовны.

– Минуточку! – остановила я Марка. – Теложенщины было очень сильно обожжено. Моя здешняя знакомая – уж и не знаю, как еетеперь называть! – сказала мне, что на Эмме было красное платье, расшитоепайетками. Сейчас такая одежда не редкость, но в год аварии мало кто в Москвеимел подобный прикид. Так вот, пайетки склеились бы от жара, а тонкий материал,на который они были пришиты, должен был «привариться» к телу несчастной жертвы.Если бы не шикарная шмотка, площадь поражения была бы меньшей. И снованестыковочка: Эмма, то есть та женщина, которая жила во Флоридосе под этимименем, утверждала, что Антон, причинив ей страшную боль, натянул на нее,выжившую при аварии, то самое красное платье.

– Вот видите! – обрадовался Марк.

– Маленькая деталь: где он его взял?

– Ну… стащил со второй женщины… – неуверенносказал Марк.

Я только вздохнула и продолжила:

– Теперь еще одна нестыковка в рассказе моейзнакомой. Она, когда взяла в руки медальон, сказала, что вспомнила аварию, Ичто видела на обочине тело Эммы с вывернутой шеей. Антон стащил с нее одежду…

– И что?

– Но машина горела, значит, платье Эммы не моглосохраниться. Либо пожар вспыхнул не сразу. Но тогда почему так изуродовалоСофью? Все неправильно! Не связывается! Если выжила Софья, то как на нейоказалось платье Эммы? Кто сидел за рулем? Иван, как следует из протокола, спасженщину за рулем, а пассажирка погибла, и она, по словам Субботина, была одна.Где Рада?

– Может, она не ездила с Поспеловыми? –предположил Марк.

– И пропала!

– Ну… бывает.

– А Юрию звонил некий Иван, вообще никак несвязанный с делом Эммы?

– Нет, – был вынужден признать Марк.

– Где тогда Рада?

– Не знаю.

– Куда подевался во время аварии Антон?

– Непонятно.

Я перевела дух.

– Теперь вспомни милицейский протокол. В немПоспелов не упомянут. То есть Антона не было в момент аварии в машине. И я верюгаишникам, которые составляли бумагу. Так что же произошло там, на дороге?

– Неизвестно, – талдычил Марк.