— Жрать тварей? — пробормотал Егор. — Это вообще можно?

— Мы жрем, — пожал плечами староста. — На вкус как тухлая улитка, но в остальном ничего. Калорийная пища. И мягкая, сама в глотку проскальзывает. Такую даже старики и младенцы есть могут.

«Бедные старики и младенцы», — мысленно посочувствовал Егор.

Что ж, по крайней мере, теперь было понятно, как селяне решают продовольственную проблему. Выползающие из болот интродукты, оказывается, не только опасны, но и полезны. Во-первых, слизни оберегают окрестности от других тварей. А во-вторых, сами годятся в пищу. Ну… условно годятся.

Коган решительно отодвинул свою тарелку. Егор озадаченно смотрел в свою.

— Я думаю, опасаться проблем с несовместимостью метаболизма не стоит, — вновь заговорил док.

— Не стоит, не стоит, — заверил чужак, отправляя в рот второй кусок. — Ничего не стоит опасаться. Раз слизни лопают нас за милую душу и не подыхают, то и с нами ничего не случится. Нам твари тоже впрок пойдут.

— Что-то вроде этого я и хотел сказать, — вяло кивнул док.

«Логичный посыл вообще-то», — мысленно согласился с приведенными доводами Егор. Однако заставить себя прикоснуться к белому вонючему месиву все же не смог.

А вот док рискнул. Попробовал…

Следуя примеру хозяина, он тоже отрезал кусочек вареного слизня. Положил в рот. Осторожно пожевал.

«Экспериментатор, блин!» — с неодобрением и уважением одновременно подумал Егор.

Док выскочил из-за стола как ошпаренный.

С грохотом вывалился за дверь. С улицы донеслись характерные звуки взбунтовавшегося желудка. Рвало научного консультанта экспедиции долго и основательно.

«Только бы ребята в бронепоезде не подумали, что нас тут травят, — забеспокоился Егор. — Еще стрельбу откроют».

К счастью, обошлось.

Минут через пять док — пошатывающийся и бледный — снова сел за стол. К пище радушных селян он больше не притрагивался и в разговоры не ввязывался.

— Я же предупреждал, командир, что наша жрачка вам, москвичам, не подойдет, — усмехнулся староста. — Вы к такому непривычные.

И налил себе еще немного бормотухи.

— Бражку, кстати, мы тоже из слизи тварей делаем. Если собрать комья застывшей слизи, размочить в кипятке, добавить кой-чего для вкуса и запаха, чтоб не совсем отвратно было, — пить можно. Похмелье, правда, потом зверское, голова болит — жуть, но копыта никто пока не отбрасывал. Слизь у тварей, слава богу, не ядовитая.

Егор порадовался, что отказался от предложенного радушным хозяином напитка. Брага, сваренная из слизистых выделений неведомого интродукта… Бррр! Нет уж, увольте, пусть таким пойлом накачивается кто-нибудь другой.

После обеда, во время которого хозяин с напрягом, но все же умял всю свою порцию, а гости не решились прикоснуться даже к болотным ягодам, Коган снова затеял расспросы.

— Никак не пойму, где мы сейчас находимся? — осторожно поинтересовался полковник у осоловевшего старосты.

Егор тоже навострил уши. Действительно, интересный вопрос.

Увы, староста только вяло отмахнулся:

— Название станции вам ничего не скажет. Вы, москвичи, о нашей глуши небось и слыхом не слыхали.

«Вот партизан, блин! — с раздражением подумал Егор. — Пьяный-пьяный, а все равно чекует». Ясно было как божий день, что староста просто не хочет говорить. Как будто есть тут что скрывать. Впрочем, береженого бог бережет. Хорошая пословица…

— А если хотя бы в общих чертах? — не отставал Коган.

— Какая разница, командир? — не поддавался староста. — Ну, скажу я тебе. А потом — мало ли… Вдруг вы найдете способ наведываться сюда почаще. Нет, мы-то гостям, конечно, рады и все такое, но когда незваных гостей становится много… В общем, и вам будет хлопотно, и нам — лишнее беспокойство. Я слышал, ваши бронепоезда выгребают со станций все подчистую. А на кой нам сдалось такое счастье?

Коган криво усмехнулся, но вслух ничего не сказал.

— Не-е, командир, у вас своя жизнь. И мы тут тоже живем помалу, — продолжал староста. — Худо-бедно, но пока живем. Огородились кольями, разбили огородики, жрем тварей. Нас-то самих покамест Переносами не накрывает. Ну, то есть почти. Один раз слизней вон занесло. Второй — станцию соседей задело так… краем, слегонца. И еще разок бронепоезд на Перенос нарвался, — староста кивнул на состав местного формирования, гордо именуемый бронепоездом. — Но как нарвался — так и вернулся. По рельсам-то оно дело нехитрое. Назад всегда возвратиться можно, если никто не нападает. Тогда повезло — не напали ни твари, ни люди. Но чтобы всерьез, по-настоящему Переносом шарахнуло — этого нет пока, тьфу-тьфу. Бог миловал, в общем. А ко всему остальному мы приспосабливаемся потихоньку.

«Приспосабливаемся потихоньку…» Вот такая нехитрая житейская мудрость.

Егор задумался. А действительно, что селянам еще остается делать-то. Опускать руки и помирать? Или искать спасения в далекой столице, которая сама-то себя едва спасает и гонит прочь пришлых беженцев? Нет, народец из провинциальной глубинки не таков. Пронырливый и терпеливый народец этот приучен выживать даже там, где столичный житель скопытился бы уже через пару дней.

— Ладно, — махнул рукой Коган. — Тогда давай о деле поговорим. Ты, когда мы под воротами стояли, о соседях каких-то начал базары тереть. Против которых наша помощь требуется.

Оба-на! Прямо на глазах у Егора произошла неожиданная метаморфоза. Староста протрезвел в одну секунду, будто под ледяным душем побывал. Или на самом деле он и не пьян был вовсе, а так… показушничал больше?

— Есть такие… — Провинциал посмурнел и посерьезнел. Заговорил совсем другим, трезвым, сухим и жестким голосом. — Соседушки, мать их, каких врагу не пожелаешь.

— Рассказывай толком, что за проблема, — потребовал Коган.

— Короче так, командир. За нашими станциями есть железнодорожный мост. За ним — еще одна большая станция. Под мостом — болотистая речушка с тварями. Мост перекрыт и хорошо защищен. На ту сторону реки никого не пускают. Зато с другого берега заречные совершают набеги. Вот такая проблемка…

— Заречные, значит? — Полковник прищурился.

— Заречные. Мы их так называем.

— А за чем набеги-то? — недоверчиво смотрел на старосту полковник. — Что у вас отбивать? Вареных слизней? Картофельные клубни?

— Не у нас. — Голос селянина сделался еще более резким и злым, в глазах загорелись недобрые огоньки. — Нас самих.

— Не понял?

— Гады заречные рабов себе здесь отлавливают.

— У них что, рабство процветает?

— Ага, пышным цветом. Эти нелюди хуже тварей болотных!

— А что же вы железку до сих пор не взорвали, раз такое дело?