– Если ты имеешь в виду изгнание из организма злых сил, – гневно бросил Зехений, – то вполне достаточно поливать объект святой водой. Конечно, большим количеством. Ас ее закупкой могут возникнуть проблемы. Но я не позволю…

– Это моя печень, – буркнула Курделия.

– Человеческое тело, – поддержал ее Вильбанд, – принадлежит владельцу и никому больше.

– Глупости говоришь, – возразил монах. – Были прецеденты. Отец Отцов заключил конфиденциальный конкордат с несколькими владыками, оговаривающий право государственно-церковного контроля детородных органов женщин.

– Шла Глобальная война, – заметил Дебрен. – Тогда нужны были рекруты, а использование противозачаточных средств считалось саботажем. И забудь о том прецеденте, потому что упомянутые тобой владыки… Причем с Зулей тогда договорились как раз самые крупные агрессивные паршивцы. А потом те, что в живых остались, быстро отмежевались от договоренностей. Один снова вернулся к научному атеизму, второй испугался засилия демократии, за которую могли ратовать сумасбродные бабы, а третий убоялся возможности введения девятины под предлогом того, что финансы Церкви не выдержат столь массового контроля.

– А, Бог с вами, – сменил тактику Зехений. – Со своим телом Курделия может делать что ей заблагорассудится. Но не с его окружением, пусть даже и непосредственным.

– О чем это ты?

– О том, что трахать тебя здесь я не позволю! – взвизгнул монах. – Только через мой труп! Первый же попавшийся юрист усомнится в законности выданного мне акта дарения или наследования, ежели его такая шлюха подпишет!

Вильбанд схватился за молот. Дебрен – обеими руками за Вильбандову лапищу. Но, пожалуй, разделил бы судьбу молота, не вмешайся Курделия.

– Довольно! – прокричала она. Мужчины застыли. – Пока что это мой замок! А ворота в него… и из него – вон там!

Ее слова подействовали. Они сидели смирно, ожидая, пока разгладятся морщины, прочертившие ее лоб.

– Как ты представляешь себе лечение, Дебрен? В чем будет заключаться моя роль? – спросила она, помолчав.

Чароходец слабо улыбнулся:

– Твоя? Да почти ни в чем. Просто надо будет выдержать боль.

– И верно, пустяк пустячный, – ответила она такой же улыбкой. – Только как это сделать?

– А вот тут-то как раз требования огромные. Преступнику было легче. Во-первых, он был древним зулийцем, а значит, моралитет у него был совершенно иной. Во-вторых, он был мужчиной… Ну, мы тоже отличаемся от вас в любовных пристрастиях. То есть… я так думаю. – Он почувствовал, что краснеет, но храбро закончил: – Я не большой знаток в этих вопросах.

– Но говоришь ты хорошо, – неожиданно поддержал его Зехений. – Женщину Бог создал позже, поэтому хоть по рождению она стоит пониже нас, но в этом деле – более совершенна. Она реже поддается животным инстинктам и без духовного общения не так легко предается плотскому.

– Разве что в борделе, – проворчала Курделия.

– Я имел в виду любовь, доставляющую радость, – спокойно пояснил монах, – ибо, насколько я понимаю, именно это пытается предложить Дебрен. Ничего не получится, парень. Сначала поженись и с женой в постели поговори, прежде чем давать советы дезориентированным вдовам. Может, жена тебе объяснит, что если ты хочешь довести женщину до организ… э-э-э… оргазма, то предварительно надобно распалить ее ласками. И сие есть непременное условие.

– Ты уверен? – усмехнулась графиня. Впрочем, кажется, не только Дебрен заметил скрывающиеся под усмешкой сомнения. – Поскольку мы говорили откровенно, я тебе скажу, что под конец я уже Крутца нисколько не любила. И однако раза два, а один-то уж точно наверняка… кажется… ну… получила… удовольствие.

– Кажется, – повторил слегка ошарашенный Дебрен.

– Один раз? – Вильбанд с трудом сглотнул.

Только теперь графиня окончательно покраснела, сделалась прямо-таки пунцовой, как и следовало при данных обстоятельствах.

– Мы говорим не о моем замужестве… Это серьезный разговор о медицине, так что давайте без глупостей… Дебрен, на чем ты остановился?

– Ну… вообще-то на том, с чего Зехений начал. Магуны в основном занимаются черной магией, базирующейся на материи, но не брезгуют и духовностью. Поэтому я должен признать, что не знающей любви женщине может быть трудно…

– Ты имеешь в виду черствость? – понимающе кивнула она.

– Что? Ну… в определенном смысле.

– Ну ладно, с этим мы в конце концов управились. – Она скромно потупила взор. – Вероятно, потому, что хоть любви еще не было, но… общение у нас стало получаться лучше после того, как некая помощница, ну, знаете, из тех, которых Крутц из борделя приводил…

– Слушать не хочу, – заявил Зехений.

– А кто хочет? – проворчал Вильбанд. – Но здесь речь о ее жизни идет.

– А конкретно – об удовольствии, – назвал вещи своими именами Дебрен. – Иди-ка ты лучше за травами, Зехений. Мне, видите ли, надо ей несколько нескромных вопросов задать.

– Как-нибудь выдержу.

– Как хочешь. Слушай, Курделия… Я так понял, что третий человек в постели… ну, не мешал во время?..

– Да что я, совсем сумасшедшая, что ли, по-твоему? – спросила она скорее с упреком, чем возмущением. – Конечно же, мешал. Но что мне оставалось делать?

– Выгнать потаскуху, – просветил ее Зехений.

– Будь последовательным. Без помощницы Крутц не зашел бы достаточно далеко, а без этого я и мечтать-то о детях не могла, а детей я хочу иметь.

Аргумент был веский, и монах умолк. Дебрен же, увы, умолкнуть не мог.

– Значит… – он осторожно подбирал слова, – надо понимать, что большее… э-э-э… удовлетворение ты б получила, если бы процедуру сопровождала мысль, что ее побочным эффектом может быть… ну, материнство?

– Ты о чем? – не поняла она.

– Ну… некоторую обусловленность… геометрического характера, так сказать, взаиморасположение…

Кажется, поняли все, потому что три пары глаз одновременно и согласно устремили взгляды туда, где сходились отвесная и горизонтальная части скалы и женские бедра.

– Я знаю обусловленность, – буркнула она. – И именно поэтому не понимаю, почему ты говоришь о материнстве. Вот… если бы мне… помогал… У чародеев руки искусные, и они ими проделывают настоящие чудеса, но что-то я не слышала… Похоже, ты собираешься ко мне осеменителя привести, словно к породистой…

– Тьфу, мерзость… – скривился Зехений. – И ты еще хотела заранее исповедаться? Несчастная, твои мысли столь отвратны, что…

– Замолкни, – сухо бросил Дебрен. – Ты права, Курделия. Я тоже не слышал, чтобы какому-то чародею пришла в голову мысль использовать для этой цели руки. На кой ляд, если есть проверенный и гораздо более приятный способ. И именно о нем, классическом, я думаю.