Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Альма? Подожди меня на вокзале, я к тебе подъеду. Попьем вместе кофейку, а потом поедешь.
– Некогда, – ответила дочь. – Я уже сажусь в автобус.
– Когда ты приехала? Мне так обидно, что я тебя упустила! Почему ты не сообщила мне, что приезжаешь?
– Да я сама не знала, – ответила Альма. – Меня подвезли, и я оказалась в Иерусалиме.
Ирис встревожилась:
– Что ты имеешь в виду? Ты что же, не знала, куда едешь? – резко спросила она, и результат не заставил себя ждать.
– Неважно, мне сложно объяснить, – пробормотала дочь. – Я приеду на той неделе.
Но Ирис не отставала:
– Нет, мне это важно. Кто тебя подвез? Ты садишься в машину, не зная, куда она едет?
– Я не слышу тебя, мама, в автобусе ужасный шум. Бай, пока!
Почему ее подвезли? Связано ли это с сектой? Может быть, Шира вовсе не преувеличивает, а наоборот, преуменьшает? Перед глазами Ирис замелькали страшные картины: изнасилования на заднем сиденье машины, подозрительные мужики, наркотики, избиения… Что с ними делать, с этими жуткими видениями? Ринуться на вокзал на машине и перекрыть их автобусу выезд? Пригрозить водителю: «Отдавай мне девушку, или я тут всех порешу»? Эту новую разновидность террористической атаки в репортажах назовут, конечно, материнским терактом. Сейчас Ирис была готова на все. Много лет она не могла спокойно смотреть на автобусы, но сегодня это было самой незначительной из ее проблем. Она захватит автобус со множеством заложников. «До тех пор пока ты не вернешься со мной домой, я никого не выпущу!» – заявит она дочери. А может быть, только она сама и пострадает – этакий отчаянный жест шахида: «Возвращайся домой, или я брошусь под колеса твоего проклятого автобуса, который везет тебя навстречу катастрофе!»
– Все в порядке? – спросила секретарша, входя в ее кабинет со стопкой бланков на подпись.
Ирис покачала головой:
– Ничего сегодня не в порядке.
– Только сегодня? – спросила Офра. – А мне-то кажется, уже давно. Могу я вам чем-нибудь помочь, Ирис? Вы тут заботитесь обо всех, но никому не позволяете помочь себе.
– Мне никто не поможет, – холодно произнесла она и удивилась, будто только сейчас это поняла. – Никто не может мне помочь.
Офра посмотрела на нее с грустью:
– Ну тогда совершите одно последнее усилие! Осталось закончить учебный год. Еще немного – и летние каникулы.
– Какие там каникулы! – вздохнула она. – Вы знаете, сколько еще учителей должны пройти собеседование, сколько нужно составить учебных программ, не говоря уже о ремонте в первых классах?
– Да вы это все одной левой, – ответила Офра.
Она права, конечно. Ирис готова была отремонтировать все здание, заменить всех учителей, только бы не думать о дочери, которая не задумываясь воплощает в жизнь все ее кошмары.
В учительской она наткнулась на недавно пришедшую к ним молодую учительницу. Она была не намного старше Альмы, но казалось, их разделяет бездна. У одной – и работа, и любовь, а у той – лишь какая-то темная история, подумав о которой Ирис вздрогнула. «Я оказалась в Иерусалиме, – сказала она. – Я оказалась в Иерусалиме…»
Ирис села напротив учительницы. Хотелось получше узнать ее, услышать о ее семье, особенно о матери. Может, именно в ней и заключается причина такой огромной разницы? Но как об этом спросишь? «Вашу маму, случайно, не бросил в юности любимый человек? Ваша мама, случайно, не вышла замуж за вашего папу без страсти, без радости, под влиянием обстоятельств? Не была ли она ошеломлена и несчастна, когда впервые посмотрела на вас и поняла, что вы не тот ребенок, о котором она мечтала, потому что вы не дочь мужчины, которого она любила?»
Таких вопросов можно придумать без счета, но какой в этом смысл? Виновата ли Ирис или ни в чем не виновата, ее дело – любой ценой вызволить дочь из беды. И все же она не удержалась и, натянуто улыбнувшись, подошла к молодой коллеге:
– Ну, как дела? Как ваша любовь?
Яара ответила широкой улыбкой, одновременно смущенной и уверенной:
– Мечта, просто мечта!
– Тьфу-тьфу-тьфу! – Ирис постучала по столу. – Я так за вас рада! – И тут же спросила: – У вас в семье тоже так было? Ваши родители тоже так любят друг друга?
К ее разочарованию, молодая женщина горячо закивала. Глаза ее вспыхнули.
– Мои родители – это что-то особенное, после тридцати лет совместной жизни все еще держат друг дружку за руки!
Ирис лишь мрачно кивнула, но, к ее радости, в разговор вмешалась другая учительница:
– Это ничего не значит. Мои родители разошлись, когда я была маленькой, но мой брак тем не менее очень даже удачный.
А учитель физики, наоборот, сообщил о родителях, которые все еще воркуют, как голубок и голубка, а их дочка уже дважды развелась. Но в голове у Ирис засело самое удручающее: «После тридцати лет совместной жизни все еще держат друг дружку за руки!»
Сколько раз Альма видела, как они держатся за руки? Нечасто, это не их стиль. Очень уж быстро они с Микки стали колючими и уж совсем не романтичными, – но при этом вполне отлично справлялись с родительскими обязанностями, были семьей. Дело не в их с Микки отношениях, а в отношениях между нею и дочерью, это она не смогла дать Альме уверенности в своей безусловной любви! Подавленная этой мыслью, Ирис поднялась посреди общего разговора и пошла к себе в кабинет.
Надо поговорить с Микки. Даже если он видел то, что видел, это сейчас не имеет никакого значения – что бы ни случилось, они всегда будут родителями Альмы, остальное сейчас неважно. Она перечитала эсэмэску, которую он, возможно, видел: «Когда ты придешь? Я жду тебя, приходи скорей, любимая, я дома». Бедный Микки! Как ужасно обнаружить такое сообщение на сотовом телефоне собственной жены. Какое разочарование, какая ложь! И при всем том он не выглядел потрясенным, наоборот, вид у него был скорее радостный, казалось, он забавлялся. Его лапища с телефоном в окне машины, его большая довольная физиономия… Неужели он тоже завел роман на стороне, как она недавно заподозрила, и ее измена морально освободила его? Надо позвонить ему и поговорить с ним об Альме, но палец завис над сенсорным экраном, и она набрала в поиске название бара, который почему-то назывался бистро-бар «Валаам».
В тревоге она читала информацию о баре, пока не наткнулась на имя: Боаз Гербер. Почему она не сделала этого раньше?! Но, с другой стороны,