— В таком случае мы не сможем доставить платье вам домой.

Розалинда вопросительно на меня посмотрела.

— Вам придется приехать прямо сюда, — пояснила я. — Приезжайте около половины восьмого, уже с макияжем и прической, в туфлях и с украшениями. Только они не должны быть многочисленными и слишком броскими: это платье предполагает сдержанную элегантность, — вы меня понимаете?

Она меня поняла. Поняла, поблагодарила и снова ушла, окрыленная. Через полчаса, призвав на помощь Джамилю, я взялась за самое непредвиденное и отчаянное предприятие в своей недолгой самостоятельной карьере модистки. Однако я хорошо знала, что нужно делать, поскольку в ателье доньи Мануэлы мне однажды довелось участвовать в изготовлении точно такого платья. Это был заказ одной нашей клиентки по имени Элена Бареа. В лучшие времена мы шили для нее роскошные наряды из самых изысканных тканей. А когда благополучие и процветание вдруг закончились и другие дамы из высшего света стали под любым предлогом избегать новых заказов, она не пряталась. Как бы ни обстояли дела в шатком бизнесе ее мужа, Элена Бареа не прекращала посещать наше ателье. Она приходила, смеялась над превратностями судьбы и вместе с доньей Мануэлой придумывала, как превратить свои старые наряды в новые, переделав некоторые детали, изменив покрой или добавив какую-нибудь отделку. Кроме того, она выбирала красивые, но недорогие ткани и самые простые фасоны: это позволяло ей максимально уменьшить траты, не жертвуя своей элегантностью.

— Голь на выдумки хитра, — с усмешкой заключала она.

Однажды мы получили от этой клиентки необычный заказ.

— Мне нужна копия вот этого, — сказала Элена Бареа, доставая из небольшой коробки кусок свернутой в рулон ткани кроваво-красного цвета. Она засмеялась, увидев наши изумленные лица. — Это «дельфос», дорогие мои, эксклюзивное платье. Творение известного дизайнера Фортуни: их шьют в Венеции и продают только в самых изысканных магазинах Европы. Посмотрите, какой удивительный цвет, какая прекрасная плиссировка. Техника изготовления такой ткани — изобретение самого дизайнера и держится в строжайшем секрете. Это платье сидит как влитое. И я, дорогая донья Мануэла, хочу себе такое же. Ну разумеется, копию.

Она взяла ткань за края, и словно по волшебству перед нами появилось великолепное платье из красного атласного шелка — роскошное и ослепительное, элегантно ниспадавшее до самого пола. Это было нечто вроде туники, покрытой мелкой вертикальной плиссировкой. Простая и изысканная классика. С того дня прошло четыре или пять лет, но в моей памяти сохранился процесс изготовления платья, поскольку я принимала в этом самое активное участие. На сей раз мне просто требовалось все повторить, и единственная проблема состояла в отсутствии времени. Мы с Джамилей нагрели воды и наполнили кипятком ванну. Обжигая руки, я замочила ткань. Ванная комната наполнилась паром, и мы взволнованно наблюдали за экспериментом, вытирая со лба лившийся градом пот и уже не видя своего отражения в запотевшем зеркале. Через некоторое время мы слили из ванны воду и, взяв ткань с разных концов, изо всех сил стали скручивать ее в противоположные стороны — точь-в-точь как отжимали простыни в пансионе, стараясь выдавить из них все до последней капли. Только на этот раз ткань следовало не развесить на солнце, а, наоборот, высушить в скрученном состоянии, чтобы на шелке образовалось множество складок. Мы сложили материал в глиняный таз и поднялись на крышу. Там мы еще раз скрутили ткань в противоположные стороны, пока она не стала похожа на большую пружину или свернувшуюся в клубок змею. Подстелив на крышу полотенце, мы положили на него будущее платье Розалинды Фокс, в котором ей предстояло выйти этим вечером в свет под руку с загадочным человеком, завоевавшим ее сердце.

Мы оставили материал сохнуть на солнце, а сами вернулись в квартиру и растопили печку — так что на кухне стало жарко, словно в котельной. Когда солнце стало греть слабее, мы принесли скрученную ткань с крыши и положили на чугунную печку, накрытую полотенцем. Я каждые десять минут переворачивала ткань, чтобы жар от горящих углей высушил ее равномерно. Используя остатки шелка, не подвергнутого плиссировке, и три слоя прокладочной ленты, я сшила широкий простой пояс. В пять часов я сняла скрученную ткань с печки и перенесла в мастерскую. Она походила на горячую кровяную колбасу, и, глядя на нее, никто бы не поверил, во что я собиралась превратить ее всего за час с небольшим.

Положив ткань на раскройный стол, я стала медленно и осторожно ее разворачивать, и в конце концов мы с Джамилей увидели удивительно красивый, блестящий плиссированный шелк. Конечно, мы не смогли создать стойкую плиссировку, как в подлинной модели Фортуни, потому что не имели ни соответствующих средств, ни знания технологии, но в любом случае нам удалось добиться довольно хорошего результата, способного продержаться по крайней мере вечер. Этого было вполне достаточно, чтобы наша клиентка успела блеснуть на приеме. Я полностью развернула ткань и дала ей остыть, после чего выкроила четыре детали и сшила из них узкий цилиндрический футляр, который должен был облегать тело как вторая кожа. Затем обработала проймы и неглубокий круглый вырез горловины. Пришлось обойтись без декоративной отделки, и мне потребовалось чуть больше часа, чтобы довести до конца изготовление фальшивого «дельфоса»: это была домашняя версия революционной модели из мира haute couture; ловкая подделка, способная, однако, произвести впечатление на любого, кому предстояло остановить взгляд на обладательнице этого платья тридцать минут спустя.

Я примеривала на него пояс, когда раздался звонок в дверь. Только в тот момент я обнаружила, какой неприглядный у меня вид. Макияж растекся от пота, прическа растрепалась; после беготни и безостановочной работы я выглядела так, словно по мне пронеслась конница туземной регулярной армии. Пока Джамиля открывала дверь, я бросилась в свою комнату, где торопливо переоделась, причесалась и привела себя в порядок. Я отлично справилась со своей работой, и мне хотелось, чтобы внешний вид тоже был на высоте.

Я вышла к Розалинде, думая, что она ждет меня в зале, но, проходя мимо открытой двери в мастерскую, заметила ее перед манекеном, на котором было надето новое платье. Она стояла спиной ко мне, и я не видела выражения ее лица.

— Вам нравится? — спросила я от двери.

Англичанка тотчас повернулась и ничего не ответила. Приблизившись, она взяла меня за руку и горячо ее сжала.

— Спасибо, спасибо, миллион раз спасибо.

Волосы у Розалинды были собраны в низкий узел, подчеркивавший их естественную волнистость. Глаза и скулы были чуть тронуты макияжем, но губы покрывала яркая помада. Туфли на шпильках делали ее выше сантиметров на пятнадцать, в ушах блестели длинные роскошные серьги из белого золота с бриллиантами — единственное ее украшение. Распространяя тончайший аромат изысканных духов, Розалинда сняла одежду, и я помогла ей надеть платье. Голубая плиссированная ткань облекла ее тело, великолепно подчеркнув хрупкую фигуру. Я завязала у нее на спине пояс, и мы обе посмотрели в зеркало, не говоря ни слова.

— Подождите секундочку, — произнесла я.