— Я должна попросить у вас тысячу извинений за то, что не смогла прийти раньше и появилась сейчас таким… таким… неожидаемым образом. Я правильно выразилась?

— Неожиданным образом, — поправила я.

— Ах, ну да, неожиданным, sorry. Меня не было в Тетуане a few days[16], требовалось разобраться с кое-какими делами в Гибралтаре, хотя, боюсь, мне это не удалось. Anyway[17], надеюсь, я вас не потревожила своим внезапным визитом.

— Нисколько, — солгала я. — Проходите, прошу вас.

Я провела англичанку в примерочную и продемонстрировала три вещи, сшитые по ее заказу. Она похвалила мою работу и принялась раздеваться, пока не осталась в нижнем белье. На ней была атласная комбинация — несомненно, некогда роскошная, но уже довольно поношенная и потому утратившая отчасти свой шик. Шелковые чулки тоже были не совсем новые, однако явно очень изысканные и дорогие. Англичанка примерила все сшитые мною вещи на свое хрупкое и костлявое тело. Кожа у нее была такая прозрачная, что просвечивали вены, выделяясь голубоватыми прожилками. Держа булавки во рту, я стала подгонять одежду к ее изящной фигуре. Англичанка осталась довольна, охотно согласилась со всеми моими предложениями и не внесла никаких изменений. Мы закончили примерку, и я заверила ее, что все будет на высшем уровне. Пока англичанка одевалась, я вышла, чтобы подождать ее в зале, и она присоединилась ко мне через пару минут. Несмотря на неожиданность ее визита в ателье, она определенно никуда не торопилась. И я предложила ей чай.

— Я с удовольствием выпила бы сейчас «дарджилинга» с капелькой молока, но, полагаю, здесь пьют зеленый чай с мятой, right?[18]

Я не имела ни малейшего понятия, о каком напитке говорит англичанка, но не подала виду.

— Да, марокканский чай, — невозмутимо произнесла я и, предложив ей присесть, позвала Джамилю.

— Я англичанка, — начала объяснять Розалинда Фокс, — однако значительная часть моей жизни прошла в Индии, и хотя скорее всего никогда больше туда не вернусь, я до сих пор скучаю по разным вещам. Например, по нашему чаю.

— Как я вас понимаю. Мне тоже трудно привыкнуть ко многому в этих краях и нелегко обходиться без того, что пришлось оставить.

— А где вы жили раньше? — заинтересовалась англичанка.

— В Мадриде.

— А до Мадрида?

Я готова была рассмеяться в ответ, чуть не забыв обо всем своем придуманном прошлом и едва не проболтавшись, что на самом деле ни разу не покидала родной город, пока один подлец не сманил меня за собой, чтобы потом бросить, как выкуренную сигарету. Однако вовремя спохватилась и, как всегда, постаралась ответить уклончиво:

— Знаете, в разных местах, то тут, то там, но в общем-то дольше всего я жила в Мадриде. А вы?

— Let’s see[19], сейчас попробую перечислить, — улыбнулась она. — Я родилась в Англии, но вскоре после этого наша семья перебралась в Калькутту. В десять лет родители отправили меня учиться назад в Англию, э-э-э… в шестнадцать я вернулась в Индию, а в двадцать снова уехала в Европу. Там я жила некоторое время в Лондоне, потом — довольно долгий период в Швейцарии. Э-э-э… Затем — год в Португалии, поэтому я иногда путаю эти языки — испанский и португальский. И вот теперь наконец поселилась в Африке: сначала в Танжере, а с недавнего времени — здесь, в Тетуане.

— Какая интересная у вас жизнь, — заметила я, пытаясь упорядочить в голове ворох перечисленных англичанкой географических названий.

— Well, как посмотреть, — пожала она плечами и осторожно отпила из чашки горячего чая, поданного Джамилей. — Я с удовольствием осталась бы жить в Индии, но обстоятельства сложились так, что мне пришлось уехать. Иногда судьба сама принимает за нас решения, right? After all, err… that’s life. Такова жизнь, не так ли?

Англичанка говорила очень странно, и мы с ней принадлежали к разным мирам, но смысл ее слов был мне хорошо понятен. Допивая чай, мы обсудили, каким образом отделать рукава шелкового платья, и договорились о следующей примерке. Англичанка посмотрела на часы и вдруг что-то вспомнила.

— Мне нужно идти, — сказала она, поднимаясь. — Я совсем забыла, что должна сделать еще some shopping, некоторые покупки, а потом приготовиться к выходу. Я приглашена сегодня на коктейль в доме бельгийского консула.

Она говорила, не глядя на меня, надевая перчатки и шляпу. Я наблюдала за ней с любопытством, спрашивая себя, с кем ходила эта женщина на приемы и праздники, с кем делила свою свободу и беззаботность, с кем странствовала по миру, легко переносясь с одного континента на другой, чтобы разговаривать на смеси множества языков и пить чай, благоухающий тысячью ароматов? Сравнивая ее праздную жизнь с моим существованием, полным беспрестанных трудов, я вдруг почувствовала легкий укол зависти.

— Вы не знаете, где можно купить купальный костюм? — внезапно спросила она.

— Для вас?

— Нет. Para el meu filho[20].

— Простите?

— Му son. No, that’s English, sorry[21]. Как же это по-испански? Ах да, для моего сына.

— Для вашего сына? — удивленно спросила я.

— Да, для моего сына, that’s the word. Его зовут Джонни, ему пять лет and he’s so sweet[22]… Я его обожаю.

— Я тоже не так давно в Тетуане, поэтому, боюсь, не смогу вам ничего подсказать, — произнесла я, стараясь не показывать замешательства. В той идиллической жизни, которую несколько секунд назад мое воображение приписало этой по-детски беззаботной женщине, было все, что угодно: друзья и поклонники, шампанское, шелковые комбинации, путешествия по миру, праздники до рассвета, вечерние платья haute couture[23] и, возможно, молодой муж — красивый и легкомысленный, как она сама. Между тем мне никогда бы не пришло в голову, что у нее есть сын, поскольку ее меньше всего можно было представить матерью семейства. Однако, как оказалось, это именно так.

— Ладно, ничего страшного, я сама попытаюсь что-нибудь найти, — сказала на прощание англичанка.

— Удачи вам. И не забудьте, что я жду вас через пять дней.

— Конечно, я приду, как договаривались, I promise.