– Значит, вы всерьез допускаете, что за убийствами Агаева иТарасова могут стоять вовсе не денежные интересы?

– Допускаю. И если честно, мне бы хотелось, чтобы это былоименно так. Чтобы деньги здесь оказались ни при чем.

– Почему же?

– А мне будет интереснее работать. Люди ведь намногоинтереснее экономических глупостей.

– Ну, стало быть, я был прав, взяв себе экономическую частьработы, а вам оставив житейскую психологию.

Они давно уже подошли к метро и стояли на открытой платформена пронизывающем ветру.

– Вы сейчас куда едете? – спросил Заточный.

– Домой. Я жутко замерзла, и, кроме того, мне необходимовлить в себя литр крепкого кофе, иначе я не человек, а дохлая кошка.

– Господи, ну почему вы мне не сказали, – огорченнопроизнес Иван Алексеевич. – Я бы не таскал вас по парку, а пригласил бы ксебе домой.

Голос у него был виноватый, но глаза снова засветилисьтеплым светом, говоря собеседнику: «Да, я не прав, но вы же не будете на менясердиться, правда? Потому что вы не можете на меня сердиться. Потому что я всеравно вам нравлюсь, и вы мне все прощаете».

– И заставили бы есть овсянку? – улыбнулась Настя.

И снова, глядя в его желтые тигриные глаза, Настя подумала,что это просто удивительно, до какой степени он ей нравится. Ей никогда раньшене нравились мужчины такого типа. Что это с ней происходит?

В воскресенье с утра Кира собралась на рынок и запродуктами. Большинство магазинов по воскресеньям не работали, но гастрономы вцентре города все-таки были открыты. Глядя, как она одевается, Платонов еще разповторил ей свое сегодняшнее задание: Кира должна была дозвониться до Каменскойи передать ей подробную информацию о том, что Дмитрий делал в понедельник,вторник и среду перед тем, как исчез. Такова была просьба Каменской, и Платоновсчел ее вполне разумной и правильной.

Дозвониться до Каменской с первого раза ей не удалось, ктелефону никто не подходил.

Бывшего чемпиона Европы по стрельбе, а ныне командира отрядаспецназа старшего лейтенанта Бориса Шалягина Чернышев сумел отловить только ввоскресенье. Шалягин был в гараже, предпринимая отчаянные попытки вернуть кжизни неизлечимо больной «Москвич», и разговаривал с Андреем, лежа на спине подбрюхом своей машины.

– Девятимиллиметровый «стечкин»? – переспросилон. – А чего, нормально.

– Чего нормально-то? – не понял Чернышев. – Говоритолком.

– Любой хороший стрелок должен любить «стечкин», –пояснил Борис, шаря рядом с собой в поисках откатившегося в сторонуболта. – Вот если бы твой клиент предпочитал что-нибудь другое, я бы ещеподумал. А так – нормально.

– Как ты думаешь, он может быть сотрудником нашей системы?

– Запросто. Чем снайперу еще заняться, как не в спецназидти? У спортсменов выбор-то небольшой, если они хотят сохраниться: или вспорте остаются, или к нам, в милицию, или, может, в ФСК, в «Альфу»какую-нибудь. Кому еще он нужен со своим специфическим мастерством? –Боря, подумай как следует, может ли такое быть, что у стрелка крыша поехала ион начал отстреливать всех подряд. Я хочу понять, должен ли я продолжатьотрабатывать учеты психоневрологических диспансеров или можно поставить на этомкрест.

Шалягин вылез из-под машины и принялся тщательно вытиратьгрязные руки тряпкой.

– У стрелка – может быть. У снайпера – никогда.

– В чем разница?

– Знаешь, как говорят у нас? Каждый снайпер – стрелок, но некаждый стрелок – снайпер. Стрелок – это мастерство, рука, глаз. Снайпер – этохарактер, тип личности, особая психика.

– Но почему? – удивился Андрей. – Я хочу понять, вчем разница. Может, это и есть то главное, чего мне не хватает, чтобы хотьчто-то сдвинуть в расследовании.

Шалягин отшвырнул тряпку в угол, открыл двери машины, уселсяна водительское место и достал из-под сиденья початую бутылку виски.

– Хочешь? – предложил он Чернышеву. – Только изгорла, я тебя не ждал, стакан не захватил.

– Нет, спасибо, – отрицательно мотнул головой Андрей.

– Брезгуешь? Или трезвость блюдешь? – хмыкнул Борис,отпивая из бутылки солидный глоток.

– Блюду. Мне сегодня еще перед руководством появлятьсяпридется, с выхлопом нельзя.

– А, ну тогда конечно, – понимающе кивнул спецназовец. –Ты вообще-то о стрелковом деле хоть что-нибудь знаешь?

– Да практически ничего, – признался Андрей. – Науровне занятий по физподготовке. Нормативы выполняю, но наши нормативы посравнению с большим спортом – нулевой класс начальной школы.

– Тогда я тебе в двух словах нарисую картинку, чтобы тыглавное понял. Стрелок – это человек, который должен за контрольное времясделать определенное количество выстрелов, и пули попадут примерно туда, куданужно. Ему надо суметь сосредоточиться на десять секунд, за это время десятьраз выстрелить и постараться, чтобы все пули легли более или менее кучно. Чемменьше разброс, тем лучше. Через десять секунд он отстрелялся и можетрасслабиться, оправиться и покурить. А снайпер – это совсем другая песня.Снайпер – это охотник, который выбирает место, готовится и ждет. Часами.Сутками. И никаких «расслабиться, оправиться и покурить», потому что жертваможет появиться в любую секунду, как раз в ту, когда ты отвлекся. Но самоеглавное – у снайпера есть только один выстрел. Ты понял? Только один. Недесять, как у стрелка, а один-единственный, от которого все и зависит. Вот, кпримеру, преступник взял заложника и удерживает его в отдельном доме. Знакомаяситуация?

– Очень даже, – кивнул Андрей, внимательно слушавшийШалягина.

– И вот приходит снайпер, подкрадывается к дому, занимаетпозицию, готовится и начинает ждать, когда преступник потеряет осторожность иего голова хотя бы на долю секунды покажется в дверном или оконном проеме. Вэту долю секунды можно успеть сделать только один выстрел, а не десять. Времяидет, снайпер лежит, не шевелится, чтобы прицел не сбить. Ни поесть, нипокурить, ни почесаться, ни в туалет сбегать.

– А как же? – ошарашенно спросил Чернышев, которомутакие простые вещи как-то и в голову не приходили.

– А никак. В штаны. Лежит и преет в собственном поту и моче.Короче говоря, снайпер – человек, умеющий переносить физический дискомфорт.Умеющий лежать или сидеть неподвижно, умеющий ждать, не нервничая и нераздражаясь, ни на что не отвлекаясь. Он по темпераменту должен бытьфлегматиком или в крайнем случае сангвиником. Лучше всего, если он эмоциональнохолодный, не подвержен острым вспышкам эмоций.

– Почему? Какая связь?

– Прямая. Рука дрогнет. Рука, Андрюха, может дрогнуть нетолько от жалости к жертве, но и от ненависти к ней, вообще от любого сильногопереживания. Снайперу нельзя быть таким, понимаешь? Он не должен знать жалости,но и не должен ненавидеть того, кого собирается убить. Он должен быть или уметьбыть равнодушным, только тогда он настоящий снайпер. Так что вряд ли ты егонайдешь среди психов. Он скорее всего нормальный, только сволочьпервостатейная.