– Я так рада, что ты пришла! Я уже напилась!

Порываясь обнять коллегу, я случайно наклонила свой бокал с вином, и немного вина пролилось на пол. Схватив мою салфетку, Коринна наклонилась, чтобы стереть пятно. Тут я и заметила, что она носит чулки с подвязками.

– Ух ты, – сказала я. – Подвязки.

– Я всегда ношу чулки с подвязками, – сказала Коринна. – Они меньше давят, чем колготки.

– А я ношу поддерживающие форму колготки, – сообщила я, приподняв юбку, чтобы показать ей.

Она рассмеялась.

– Не стоит носить утягивающие колготки с таким коротким платьем. Стяжка видна из-под края платья. Как-то неопрятно выглядит.

Эта милашка говорила дело.

Через несколько минут толпа двинулась к подиуму, и скабрезный писатель принялся читать свое произведение. Я представила себя проницательным, энергичным обозревателем, пишущим о городских литераторах, но монотонный голос чтеца едва меня не усыпил.

– Давай сбежим, – шепнула Коринна.

– Давай, – прошептала я в ответ.

Итак, моя очередная колонка не будет посвящена вечеринке. Зато это будет живой портрет волевой, но разочарованной писательницы, пытающейся преуспеть в этом отвратительном, полном предрассудков мире.

Мы вышли на улицу, и я взяла Коринну под руку. Когда мы добрались до улицы Принс, она сказала:

– Заглянем в магазин «Дж. Крю»? Хочу посмотреть одежду.

Сняв со стойки несколько пиджаков и свитеров, она протянула их мне, объясняя, какие из них особенно бы мне пошли. Когда Коринна держала в руках черный кашемировый свитер, я заметила, что у нее красивые ногти. Длинные, отполированные, покрытые лаком.

– Твои руки когда-нибудь снимали для журналов? – спросила я.

– Угу, – сказала она, – было дело, еще в средней школе, но потом у меня начались проблемы с кутикулой и пришлось отказаться.

– Как думаешь, а я подошла бы? – спросила я, протягивая ей руку.

– Нет, – сказала Коринна, осмотрев мою кисть и скривив губы. – У тебя неопрятные розовые руки.

– Что-что?

– Грязные ногти, похожие на обрубки. И слишком розовые.

Повернувшись ко мне спиной, она направилась к следующей стойке с одеждой.

Пыталась ли Коринна выяснить, к какой команде я принадлежу? Или косвенным образом делала мне гнусное предложение? Или она просто одна из тех сверхискушенных гетеросексуальных девиц, которым ничего не стоит разбрасываться словами вроде «голубой» и «розовый»?

Выйдя из магазина, мы направились в кафе на Грин-стрит. Коринна купила два каппучино, и мы сели за столик в глубине зала. Мы судачили о Тернере и Дженсене, о консервативной политике газеты и о нижнем белье.

– А вот интересно, – спросила я, – покупая чулки, ты подбираешь к ним и подходящие трусики? Или для тебя это не важно?

– Я редко ношу трусики.

Ничего себе!

– А сегодня они на тебе есть?

– Нет.

И Коринна похотливо улыбнулась. Похоже было, что она со мной флиртует. По натуре я – жуткая эгоистка, зачем отказываться от того, что само идет в руки? И я знала, что Джейк не станет возражать, если я скажу ему, что связалась с цыпочкой, потому что парни обычно ничего не имеют против того, чтобы их подружки изменяли им с девчонками. Чаще всего парней даже интересуют подробности.

Я еще не успела сообразить, что делать, как Коринна поднялась со словами:

– Мне пора домой. Надо закончить тот рассказ про ягодицы.

На прощание, чмокнув меня в щеку, она вышла за дверь. Невероятно! Эта девка еще и дразнит меня всю дорогу!

Возвращаясь домой в такси, я придумала способ завлечь Коринну, не спрашивая на то ее согласия. Если я напишу колонку о том, как мы с ней занимаемся сексом, то достигну одновременно трех целей: колонка останется такой же пикантной; я сохраню отношения с Джейком и реализую, хотя бы в вымышленном мире, свои давнишние лесбийские желания. Одно дело – описать на бумаге роман с мужчиной, и совсем другое – с женщиной. Первое может оказаться неубедительным, второе – губительным. Если я притворюсь бисексуалкой, возрастет популярность «Беги, хватай, целуй» среди лесбиянок, девчонок, склонных к бисексуальности, гетеросексуальных мужчин, а возможно, даже и среди геев. Тернер с Дженсеном заглотят наживку целиком. Вот это будет финт так финт: гетеросексуальная потаскушка меняет ориентацию.

Я озаглавила колонку о Коринне «Розовые руки лесбиянки», назвав ее саму «писательницей-мазохисткой». Я придумала историю о том, как после вечеринки в книжном салоне привезла ее к себе домой, где лупила до тех пор, пока сок не полез у нее из всех мест. Я рассчитывала, что это звучит убедительно.

Но возникло одно затруднение. Надо было удостовериться в том, что она не наябедничает Старскому и Хатчу[92]о том, что все это вымысел. Коринна казалась мне достаточно крутой, чтобы этого не сделать, но лучше было на всякий случай ей позвонить. Я сняла трубку.

– Мне надо тебе кое-что сказать, – начала я.

– Что такое?

– Я написала колонку о том, как мы с тобой занимаемся сексом. Хочу тебя спросить, не будешь ли ты возражать, если я ее напечатаю?

– Ты придумала историю про нашу связь?

– Угу.

Я услышала, как она выдыхает сигаретный дым.

– Забористая?

– Думаю, да.

– А правдоподобная?

– Не знаю. Мне помогало воображение.

– И какой ты мне дала псевдоним?

– «Писательница-мазохистка».

Коринна рассмеялась.

– Валяй.

– Не скажешь Тернеру, что я все придумала?

– Нет.

– Обещаешь? Они ведь сказали мне, что врать нельзя.

– Буду нема как рыба.

Окончив разговор, я позвонила Джейку и поведала о своих намерениях. Он сказал:

– Мне будет не дождаться выхода газеты.

Все у меня было под контролем, и я на пять дней опережала график.

Но на следующий день вышла газета со статьей «Порнуха», и у меня появились новые поводы для беспокойства. Во-первых, отец. Надо было выяснить, обратил ли он внимание на мое предупреждение «Не читайте». В тот день после обеда я двенадцать раз проверяла автоответчик в ожидании сообщения, но к половине пятого так ничего и не было. В конце концов, я сама ему позвонила.

– Не волнуйся, – сказал он. – Я не читал. Ларри Стенли пытался читать мне вслух, но я надел наушники от плейера и увеличил громкость, так что я ничего не слышал.