– Ну ладно, не хочешь – не говори, расскажи тогда, кто такие биоты?

И на этот раз солдат смотрит на него: чего же ты пристал-то, а? Но не отвечать уже на третий вопрос человеку, который тебя, по сути, спасает, это уже совсем некрасиво, и он наконец говорит:

– Это люди, выведенные искусственно.

Горохову это интересно, и ещё он чувствует напряжение в ступнях, так всегда бывает, это от ходьбы по песку. И это только начало. В принципе, он может так идти ещё сутки, но вот солдат… Пока он ещё идёт твёрдо… Но вот долго ли это продлится? А пока Рогов идёт, Андрей Николаевич продолжает спрашивать:

– Ах вот оно что? Получается, биоты – это люди из пробирок?

– Да нет… Они вроде рождаются так же, как и все, но у них как-то там до начала… Ну, этого…

– Процесса зачатия.

– Да. Что-то там вырезают в генах, что-то туда добавляют. Ну… чтобы улучшить ребёнка. Чтобы умный был… Чтобы не болел…

– Ах вот оно что…, – понял уполномоченный. – И в результате получаются такие вот «кораблёвы».

Солдат продолжает, хоть и нехотя:

– Ну, типа того… Что-то там в генах урезали, она умной стала, ещё что-то добавили, она стала выносливой, упёртой… Но потом выяснилось, что за это они что-то теряют.

– Что?

– Ну, говорят… Кое-что они есть не могут, глаза у них становятся хуже. Ну, хуже видят… Ещё они детей почти не рожают. Редко.

– Не могут?

– Да нет… Не хотят. А если и рожают, то бросают их сразу. Им дети неинтересны.

– А-а… О-о… Материнский инстинкт пропадает у них?

– Ну да; их, биотов, наверное… уже лет сорок создают, но так и не научили их хотеть детей заводить.

– Любопытно. А мужики-биоты бывают?

– Вообще-то об этом не принято говорить…

– Я понимаю, но обещаю: о нашем разговоре – никому!

– Мужики-биоты… бывают, но я, это… не много про всё это знаю…, – у солдата начинало сбиваться дыхание, плохой знак. – Говорят, мужики становятся очень умными, но или не хотят ничем заниматься… им всё неинтересно… Или становится суицидниками… Умными такими, что просто ужас… Ну, всякие теоремы там могут решать в голове… Всякие там уравнения… Вообще на раз всё решают… Но это пока они растут, пока не вырастут, а как вырастают, так им всё скучно становится, и чего-то там в головах не хватает. Они всё время или бухают, или кислые сидят, ничего им не нужно, даже не жрут толком… Валяются на кроватях целыми днями, ноют… Короче, большинство биотов – это бабы, и эти бабы такие, что похлеще некоторых мужиков будут.

Горохову было очень интересно, но у солдата стало всё чаще сбиваться дыхание, он глубоко и часто дышит, и Андрей Николаевич спрашивает:

– Воды выпьешь?

– Выпью, – сразу соглашается Рогов.

Уполномоченный снимает флягу, откручивает крышку, протягивает флягу солдату:

– Десять маленьких глотков.

– Есть десять глотков, – Рогов берёт флягу.

Уполномоченный надеется на то, что после воды солдат хотя бы не снизит темпа, но он видит по лицу Рогова, что тот уже совсем «несвежий». А ведь ещё и трёх километров не прошли.

Солдат выпивает положенные десять глотков и протягивает флягу Андрею Николаевичу. Тот, даже не сделав глотка, закрывает на фляге крышку и спрашивает:

– Ну что, идём дальше?

Солдат молча кивает: идём.

– Хладоген ещё остался?

– Немного.

– Не экономь. У меня в баллоне ещё больше половины.

И они снова пошли. На термометре пятьдесят семь. Всё: день покатился к вечеру, жара будет спадать, только вот она спадает медленнее, чем Рогов теряет силы. Уполномоченному очень хотелось продолжить разговор про биотов, но он видит, как всё неувереннее ставит ноги рядовой: действие стимулятора заканчивается? Неужели так быстро? Горохов думал, что он проработает часов до шести вечера.

У него во фляге, в тайнике, есть хорошие таблеточки, несколько штук, но он думал оставить их себе. Ему ещё всю ночь за рулём мотоцикла нужно просидеть. И это после тяжёлого дня. Ладно, ничего; в принципе, и одной таблетки ему хватит, вторую он скормит Рогову, когда тот совсем сдаст.

А солдату всё тяжелее, минут через двадцать после того, как он выпил воды, рядовой стал замедлять ход. Между лопаток пятно белых разводов всё больше, а под мышками даже видны тёмные влажные пятна. Плохо. Он быстро теряет воду.

– Мефодий, – окликнул его уполномоченный.

Солдат как ждал этого, сразу остановился и обернулся.

– Хладоген закончился?

– Ага…, – он тяжело дышит.

Горохов запускает себе в костюм подряд две порции хладогена… О-о… животворная прохлада; при таком темпе ходьбы хорошо, если она продержится в костюме минут пятнадцать. Уполномоченный выдёргивает из блока рядового пустой баллон, вставляет на его место свой, там ещё… ну, чуть меньше половины.

Солдат тут же нажимает кнопку… И ещё раз… Он даже делает глубокий вздох, ему сразу становится легче.

– Пошли, пошли, пошли…, – подгоняет его Андрей Николаевич. Теперь ему ещё больше нужно торопиться, теперь он без хладогена, да и вода осталась только для Рогова. А на термометре… Он смотрит на термометр… Зараза! Всё ещё пятьдесят семь. Глупо было надеяться, что до вечера тут станет легче. Не станет.

Рогов уже пошёл, а он снова полез на небольшой барханчик метра в полтора высотой, и ещё не забравшись на него, тут же скатился вниз: он увидел две чёрные фигурки метрах в трёхстах на запад.

Конечно, дарги; он валится на бархан, не обращая внимания на обжигающий песок, тут же достаёт оптику. Так и есть, два пустынных ублюдка. Они бегут на восток. Нет, его твари не заметили, и по идее, они пробегут южнее того места, где сейчас находится Андрей Николаевич. Но вся беда в том, что они набегут на их следы. На следы сапог Горохова и ботинок рядового. Они просто не смогут пробежать мимо них.

Бесконечно везти не могло. В нём на пару секунд, всего на пару секунду разгорается раздражение. Он сейчас очень злится на… Кораблёву. Да, это она затащила его сюда. Уполномоченный смотрит на бегущих существ. Убежать от них невозможно. Они передвигаются по пустыне в два раза быстрее самого выносливого человек. Надеяться, что они не заметят следов – ну, это просто глупо. Они здесь ищут следы тех, кто уцелел в лагере. Именно. Может, эти двое повернут на юг… Нет, не повернут. Раздражение прошло. Осознание того, что этот вопрос придётся решать, придётся с ними что-то делать, послужило отрезвляюще. Он сразу вспомнил, сколько патронов осталось в винтовке. А ещё, глядя на те, ещё далёкие