глубоко натянута на его бритый квадратный череп. Несколько минут спустя бригадир вернулся в строй и дёрнул меня за рукав.

— Теличко, бери одного человека себе в помощь и спускайтесь по железке. Аккурат до погрузочной площадки. Будешь сегодня помогать закатывать гружённые углём вагонетки с нижнего яруса на второй. Цени: лопатой и киркой махать не придётся! Неделю на этой работе побудешь, там поглядим. На лучшее не договориться, Петро. Потом сладится — выдерну на ТЭЦ, там полегче будет.

— Лады, Мыкола. Вам виднее, — кивнул я, хлопая за плечо Магу, стоящего в первой шеренге.

— Магомет, пойдёшь со мной?

Дагестанец пожал плечами и кивнул.

— Тогда снимай нательную рубаху и рви на платки. Будем мочить и завязывать лицо, покуда не истлеют вконец. Потом уже других тряпок где-нибудь надыбаем.

— Это ещё зачем?

— Видал какая в разрезе пылища? А дождя и не видать, даже на подходе. Так хоть как-то убережёмся, не то к концу недели ни вдохнуть толком, ни выдохнуть не сможешь. Да и потом — вилами по воде писано. Антракоз. Слыхал про такую болезнь?

— Нет, — пожал плечами дагестанец.

— Лучше тебе и не слышать.

Так и заступили на смену. С дороги — и сразу в хомут.

Оптимистичный прогноз бригадира не оправдался. Ни в конце первой, ни даже к концу третьей недели никаким переводом не пахло. Мы с Магой и ещё двумя доходягами из старожилов продолжали изо дня в день толкать по рельсам вагонетки, наполненные бурым углём для пресловутой ТЭЦ. Точнее сказать, это мы с Магой большую часть времени вкалывали, да и то разве что до обеда. А после кружки брюквенной баланды, якобы с кониной, которой в ней и не пахло, сил безостановочно толкать вагонетки уже не оставалось. Нет, я, конечно, мог работать от зари до зари и один. Сил было достаточно. Но зачем дразнить гусей и выдавать свой потенциал врагу? Лишних глаз и ушей кругом было предостаточно. Просто старался в меру сил сделать так, чтобы мои соседи прожили ещё один день в надежде на лучшую долю. Мага стал сдавать уже на второй неделе, парень заметно осунулся и похудел. Перестал даже ругаться на родном языке, а в бараке валился с ног как подкошенный. Не было сил даже помолиться.

Хорошо хоть воды было вдоволь: ржавые железные бочки из-под керосина стояли на каждом ярусе и дежурной смене грузчиков угля вменялось держать их наполненными тухловатой и чуть горчившей, но вполне усваиваемой влагой из местной скважины.

От таких нагрузок и кормёжки впору было бы и взбунтоваться, но на этот случай кроме охранников с карабинами и десятка полицаев в роли бригадиров с дубинками ненавязчивым намёком местное начальство распорядилось сколотить несколько виселиц, расставленных так, чтобы было хорошо видно со всех точек котлована. Своеобразное Memento mori от местного начальства с подсказки гестапо.

Правда, лишь две пеньковые тётушки сейчас имели «постояльцев», висевших на потемневших верёвках бог знает сколько дней.

Старожилы из тех, что толкали вагонетки вместе со мной, утверждали, что это попытавшиеся месяц назад бежать бойцы из тех, что выжили в Цайтхайне прошлой зимой, во время которой вымерло от тифа, холода и истощения почти четыре пятых лагеря. Вроде как бывшие пограничники.

Смелые и непримиримые до безрассудства, по рассказам Никиты и Дмитрия, они проявили свой нрав с самого начала, поселившись в местном карцере как у себя дома. И четвёртая попытка побега уже из местного лагеря закончилась тем, что парней подстрелили уже при попытке преодолеть внешнее ограждение — собаки учуяли и подняли тревогу. Это уже потом по приказу прибывших на следующий день следователей гестапо повесили, засунув в верёвочные петли едва живых пленников.

По словам Дмитрия и Алексея, толкавших рядом с нами вагонетку с углём, случай этот был беспрецедентный. Обычно, за попытку побега сразу отправляли в концлагерь. Возможно, причиной был визит вместе со следователями какого-то высокого чина СС из управления концлагерей.

К концу второй недели зарядили дожди. И хотя дышать в разрезе стало значительно легче, резкое похолодание не прибавило оптимизма. К тому же за ночь в сыром бараке одежда не успевала просохнуть и изнашивалась вдвое быстрее. Физически аватар вполне прилично переносил тяготы и лишения рабочего лагеря. О зеркале по вполне понятным причинам в моём положении можно было лишь мечтать, но и тех визуальных изменений в организме, что я мог рассмотреть сам, было достаточно, чтобы понять: нейротрон оптимизирует и использует все излишки жировой ткани носителя. Даже на ощупь заметно уплотнились кожные покровы. Помыться было негде, да и нечем, чему я был парадоксально рад, так как такое изменение кожной структуры было бы заметно невооружённым взглядом. Под уплотнившейся дермой жгутами перекатывались мышцы. Мечта всех качков моего времени — пресс с восемью кубиками — стал результатом всего лишь трёхнедельной работы по шестнадцать часов в сутки.

Лохмотья, в которые постепенно превратилось обмундирование, давно держались на честном слове. Лишь ботинки, взятые мной с трупа одного из пленных ещё в эшелоне, держались довольно неплохо. Осматривал их после каждой смены. И вот как раз сегодня со вздохом, сидя на нарах, констатировал, что подошве осталось два-три дня до появления дыр и прорех, несовместимых с дальнейшей эксплуатацией.

— Да…совсем кранты чоботам твоим, Петя, скоро настанут! — вздохнул лежавший напротив один из напарников, охотнее откликавшийся почему-то не на Дмитрия, а на Димона.

— Да. Проблема, — задумчиво подтвердил я, продолжая прощупывать пальцами исцарапанный о камни кант одного из ботинок.

— Придётся к Шурке-Механику на поклон идти. Он тебе за суточную пайку хлеба гольцшуги смастырит, а ежели маргарином или свекольным мармеладом поделишься — ещё и брезентовые нашлёпки присобачит, чтоб с ноги не сваливались. Так всяко сподручнее, а то, не ровён час, прищемит пальцы колесом вагонетки — враз в инвалидную команду на полпайки спишут!

Хм, а парень-то дело говорит! На Димоне и Алексее я давно заприметил деревянные грубые башмаки, в которых они могли передвигаться только мелкими шажками. Но мне светила лишь одна альтернатива — ходить босиком. Поэтому не в моём положении привередничать.

— А кто это, Шурка?

— О, это личность знаменитая! На все руки мастер. Настоящий Кулибин! И по части сменять что-нибудь на что угодно тоже, — Димон так оживился, будто заслуги этого самого Шурки-Механика являлись его собственными.

— И в каком бараке он обитает? — задал я конкретный вопрос, зная, что, если Димон завёлся, дальше можно будет рассчитывать только на бесполезное словоблудие. Похоже, этот парень от местной жизни немного крышей поехал. Совсем чуть-чуть, но вполне заметно. И не мудрено.

— Хо! Бери выше, Петро.