нем! В сокровенности и неповторимости его прошлого, во всех тех причинах, которые привели его путями, о которых он никогда не рассказывал, к настоящему моменту, для нее хранилось обещание утешения и долгой, долгой радости открытия.

– Если бы вы могли прийти ко мне… быть со мной…

Нэн отвернулась от него. Холодная, беспощадная реальность ее ситуации, невыносимая нелепость ее нынешнего положения вернулась к ней. Она покачала головой.

Заметила стоящий на буфете стакан виски, взяла и допила единым глотком. В дверь снова постучали.

– Откройте, – приказала Нэн.

Тим повозился с задвижкой, и бледный свет утра широкой полосой лег на пол магазина, простершись до того места, где стояла Нэн. Таксист ждал на дороге.

Нэн прошла вперед.

– Не забывайте обо мне, – попросил Тим, когда она проходила мимо.

– Да, – кивнула Нэн.

– Не забывайте, – повторил он, выйдя следом за ней и остановившись в дверях.

Нэн села в такси. Через минуту оно уже уносило ее прочь. И горечь вновь наполнила ее. По пути она все думала, каким же будет этот предстоящий разговор с Биллом. В ее прежней семейной жизни не случалось ничего хотя бы отдаленно похожего на сегодняшнее событие. В той прежней, мирной, жизни она всегда знала, как и о чем они с Биллом будут говорить. О чем бы они ни говорили, это все равно уже проговаривалось прежде настолько часто, что реплики можно было произносить и мысленно. Для каждого типа семейного спора существовало свое давно проложенное русло и свои вопросы, да и ответы каждый знал назубок. Это одна из особенностей семейной жизни, делающая ее такой убаюкивающей. Но отныне все слова придется искать заново. Из еще неведомых слов должен будет возникнуть еще неведомый мир. Нэн не знала, что она скажет… но, вопреки мнению Тима, это она будет говорить, а не Билл. Возможно, он скажет, что виноват? Что люди обычно говорят в таких случаях?

Нэн вышла из такси. Тим заранее оплатил проезд. Таксист помог ей выйти. И посмотрел таким странным взглядом. «А, наверное, от меня сильно пахнет виски», – догадалась она. Подумав об этом, она покачнулась, и висящий перед ее глазами дорожный указатель накренился под неожиданным углом. Она почувствовала легкое головокружение, никак не связанное с ее настроением. Такси уехало, и она принялась рыться в сумочке, ища ключ. И никак не могла найти. Наверное, остался утром в дверях. Она посмотрела на дверь. Ключа не было. Она стояла в растерянности.

Ей очень не хотелось, чтобы Билл узнал, что она пила виски. Значит, надо будет держать его на расстоянии. Она решила не звонить, а обойти дом и проникнуть с тыла, через гостиную, дверь которой обычно оставляли незапертой. После чего, держа дверь нараспашку, поговорить с Биллом. Мысли двигались медленно. Там Билл. Он один. Она победит его. Это касается только их двоих.

Держась за стену, Нэн пошла вокруг дома. Она чувствовала смертельную усталость. Но когда подошла к двери гостиной, оказалось, что дверь заперта изнутри, очевидно на засов. Вот так неожиданность. Она подергала ручку, но напрасно. И тогда решила влезть через окошко, расположенное рядом с дверью и доходящее почти до самой земли. Рама, кажется, была не защелкнута. После дождя почва стала рыхлой, и туфли тонули в грязи. Она нажала на раму, приподняла и забросила одну ногу внутрь.

– Нэн, что ты делаешь? – раздался за ее спиной голос Билла. Он только что вошел в садик через боковую калитку. Нэн краем глаза заметила его.

Промолчав, она упорно старалась перелезть через окно. У нее получилось лишь наполовину, то есть одну ногу она перекинула внутрь, а вторая оставалась снаружи. Комки земли падали с подошвы на диванные подушки. Вторая туфля осталась лежать снаружи, утонув в размякшей земле.

– Нэн! – вновь голос Билла. Он направился к ней.

– Отойди! – закричала Нэн. Она яростно толкала раму. Билл все же подошел к ней. Взялся одной рукой за плечо, другой нажал снизу и таким образом протолкнул ее внутрь. Она упала на диван. С всепоглощающим, изо всех сил сдерживаемым желанием лежать и плакать от глупости всего происходящего.

Она села. Билл все еще стоял у окна, заглядывая внутрь. Он держал в руке ее туфлю и пытался сбить с нее землю.

– Билл, – сказала Нэн громко и отчетливо, – сколько это длится?

– Подожди минутку, я сейчас приду.

Как только он отошел, Нэн вскочила с дивана и широко распахнула двери. Потом пододвинула софу поближе к дверям и вновь легла, подоткнув под голову подушку. Отыскала плед и укрыла ноги. Перед ней, по ту сторону двери, расстилался палисадник, весь в каплях воды, сияющих под все более сильными лучами солнца; и растения под этими лучами постепенно выпрямлялись, с еле слышным шепотом и вздохами. Свежий ветерок проникал в комнату, развеивая, как Нэн надеялась, запах виски. Билл появился на пороге с другой стороны.

– Сядь, Билл, – велела Нэн, указывая на стул, стоящий возле двери.

Билл не послушался. Он продолжал стоять у стены. Он был сейчас вылитый Дональд.

– Позволь мне объяснить, что произошло. Мисс Картер пришлось остаться здесь на ночь из-за грозы. А еще потому, что сообщила Демойту, что уезжает и не захотела беспокоить. В этом доме она впервые. До этого я видел ее наедине только дважды… ну, может, трижды, если считать тот вечер у Демойта. И у меня с ней нет никаких отношений. – Он с отвращением говорил все это. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, глядя в пол.

Нэн поверила ему.

– Хорошо, Билл, – сказала она. – Ты, очевидно, что называется, дамский угодник. А я и не знала. Ну ладно, вся эта сентиментальная чушь меня не интересует. Может, тебе и не терпится рассказать, но поищи кого-нибудь другого для своих сердечных тайн.

В этот момент Нэн поняла, что ее одолевает икота. Единственный способ справиться с ней – задерживать дыхание. Она глубоко втянула воздух.

Билл ждал дальнейших слов, но она продолжала молчать, и он сказал через минуту или две:

– Я не хочу, чтобы ты считала меня пошляком.

Нэн по-прежнему сдерживала дыхание. Прождав еще минуту, он продолжил:

– Я даю себе отчет, что повел…

Нэн снова втянула воздух. И решив, что икота побеждена, прервала его:

– Слушай, Билл, я не собираюсь устраивать сцену. Я верю тому, что ты сказал. Я верила тебе всю жизнь, и сейчас, не сомневаюсь, ты не хочешь, чтобы на нас стали указывать пальцем.

– Ты не совсем понимаешь… – Он прислонился к стене, хмуро уставился в какую-то точку на ковре, как будто пытался расшифровать смысл узора. И при этом слегка ударял по стене каблуком туфли.