Осы кружились вокруг меня, атаковали со всех сторон, а я только и мог, что прикрывать глаза.

Мой прыжок вперед оказался для старикана в шляпе полной неожиданностью. Но от удара мачете он вновь ускользнул, показав прыть, достойную юной балерины. Зато я свободной рукой ухватился за край его замечательного головного убора. И дернул изо всех сил.

Жужжание затихло, осы посыпались наземь, точно переспелые яблоки.

– Ой, – сказал из-за моей спины Антон.

Верхней части черепа у предводителя скрывавшихся в джунглях пенсионеров просто не было. Вместо нее имелось нечто пульсирующее, розовато-фиолетовое, похожее на гриб-паразит.

И этой штуке не очень нравилось находиться на виду – она тряслась, колыхалась и выпускала струйки дыма.

– Ну ты и урод, – сообщил я деду. – Я тебе предлагал денег за интервью? Надо было брать.

Без шляпы старикан, похоже, лишился большей части сил. Он лишь вяло отмахнулся, когда я занес мачете для удара, и лезвие с чмоканьем врубилось в дряблую шею. Я поморщился, замахнулся еще, но бывший хозяин змеешкурного сомбреро рассыпался в прах.

– Неужели все? – спросил я, оглядываясь в поисках уцелевших врагов.

Но таковых не было – престарелых сектантов извели под корень, кальмар удрал в реку.

– Ой, – повторил Бартоломью, и земля дрогнула.

Я обернулся и увидел, как медленно и величественно разваливается трехъярусный храм. По стенам побежали трещины, зашатались розовые и серые блоки, вверх рвануло облако пыли. Полетели в стороны мелкие камушки, и строение с чмоканьем начало погружаться.

Истошный вой вырвался из-под земли, и понесся над сельвой, заставляя умолкнуть ее обитателей – где-то в недрах явно подыхало нечто крупное, древнее, злобное и горластое.

Несколько мгновений грохота, треска и чмоканья, и на том месте, где стоял храм, осталась ровная лужайка. Вместе со зданием сгинули также и «пеньки» каменных жертвенников.

Через пару месяцев тут все зарастет и не останется вообще никаких следов.

– Вот Аттила позавидовал бы нам, – сказал я, подобрав отвисшую до пупка челюсть. – Раз-два, и святилища нет. Если запатентовать технологию и всяким варварским вождям начать продавать – озолотиться можно. А то им, чтобы солидные разрушения произвести, сколько пыхтеть приходится?

– Запатентовать? – глаза у сидевшего на корточках Антона были как донышки литровых пивных кружек. Судя по ним, он слабо соображал, что вообще происходит и где мы находимся.

Поляна походила на место встречи орды укуренных панков-сатанистов – ляпушки слизи и крови, поломанные деревья, еле дымящийся костер и привязанные к вбитым в землю колышкам люди. О тех, кто совсем недавно распоряжался тут, напоминали кучки трухи – в нее превратился и упавший в костер индеец, и задушенный Бартоломью пучеглазый.

– Ага, – подтвердил я. – Патент номер три тыщи сто сорок восьмой, дробь два. Снимаешь с главного злобного жреца шляпу вместе с черепом, плюешь на мозг, и вуаля – храма нет.

Только тут я заметил, что сомбреро, увешанное змеиными шкурками, до сих пор остается у меня в руке, и поспешно отшвырнул его. Нет уж, сувениры мы купим как все приличные люди – в соответствующих лавках, сертифицированных министерством туризма Эквадора.

– Хватит трепаться, – хриплый голос принадлежал Лопесу. – Освободил бы нас лучше.

– Сейчас, попью только.

Я вытащил из рюкзака канистру, отвинтил крышку. Восхитительно прохладная, чистая вода хлынула в иссушенное горло, и я понял, что оживаю.

Ну, теперь можно и за дела.

Для начала мы отвязали этих двух бедолаг, нашли в багаже литровину виски и с ее помощью принялись лечить нервы. Пузырь ушел в считаные мгновения, опустели взятые в качестве закуски банки с консервами. Сулема, поначалу вопивший, что он прямо сейчас уйдет в монастырь, понемногу угомонился.

– Охренеть, – сказал осоловело моргавший Лопес, оглядывая поляну. – Ведь кому расскажи – не поверят!

И произнес он это так выразительно, что въехал даже не знавший испанского Бартоломью.

– Но есть же фотографии! – потряс он «Никоном», найденным среди багажа.

То ли сектантские пенсионеры не решили, что делать с «лейкой», то ли попросту не поняли, что это такое. После увиденного я готов был поверить, что старики-разбойники тусуются здесь чуть ли не со времен Писарро. Но в любом случае снимки, сделанные Антоном, уцелели.

– Ну и что? – пожал я плечами. – Сам знаешь, «Фотошоп» творит чудеса похлеще, чем святые угодники. Храм сгинул, от дедов даже трупов не осталось, предъявить нечего.

– А еще, – вновь вмешался коллега, и во взгляде его зажглось неистребимое журналистское любопытство, – мне интересно, почему ты не поддался страху, одолевшему нас троих?

Над этим вопросом я размышлял, пока мы с Бартоломью тащились через джунгли. Тот ответ, что лежал на поверхности, мне не нравился. Кровь кровью, но как могут занятия далекого предка влиять на его праправнука? И этих потомков должен быть не один десяток, а если взять всех служителей Древних, оставивших потомство, то не одна тысяча.

И что, каждый из них столь же устойчив к воздействию черной магии?

И посему эту версию я трогать не стал.

– Все просто, – ответил я, переходя на испанский. – Ты, конечно, парень ушлый, но кроме своего латиноамериканского рая, ничего не видел. Антон привык сидеть в офисе, и дорожная пробка для него – стресс. Что уж говорить об этом сыне природы? – я показал на крестившегося проводника. – А я бывал в Афганистане, видел Сомали и Дарфур, делал репортаж о трафике женщин и посещал психушки, где держат неизлечимых торчков. И после всего этого ужасы, продемонстрированные нам местными «продюсерами», выглядят бледно и неубедительно. Я, конечно, слегка пугнулся, но мозг у меня из ушей не потек.

– Нет, это Дева Мария вняла моим молитвам! – выпалил Сулема, яростно сверкая глазами. – Она оборонила тебя от козней дьявольских и прислала ангелов, что распростерли над тобой светлые крылья!

– Возможно, и так, – буркнул Лопес. – Ну что, пора отсюда уматывать?

Честно говоря, больше всего на свете мне хотелось спать, но оставаться на поляне, где творились всяческие чудные мерзопакости и где меня самого чуть не принесли в жертву, я желания не имел.

– Пора, – согласился я и перешел на русский: – Антон, оторви задницу от земли, время поработать!

Пока мы собирались, ночь успела смениться днем, и произошло это, как обычно бывает на экваторе, стремительно, безо всяких сумерек. Навьючив на себя вещи и затушив костер, мы спустились к Пастасе, где обнаружили разбитый в щепы причал и разломанную лодку.

– Приплыли, – мрачно изрек я. – Что, пешком пойдем? Вроде бы не так далеко, но лесом…

И не просто лесом, а сельвой.