– Как же вы, в таком случае, под бомбежками выживаете?! – изумился капитан «Кара-Дага».

– Орудия прикрытия малого калибра врываем в землю и маскируем, а главный калибр береговой батареи так замаскирован в железобетонных капонирах, что вражеские пилоты до сих пор не смогли установить, где именно находится то или иное орудие.

Выслушав его, Лапинский огорченно развел руками:

– Извини, комбат, в море с кораблем не замаскируешься, разве что ляжешь на грунт.

– На войне у каждого своя, сугубо военная судьба.

40

Выслушав рассуждения баронессы о составе речной флотилии, суда которой базировались теперь в районе Тирасполя и Аккермана, казачка просто-таки вынуждена была задаться вопросом, который мучил ее с самого начала встречи: «Так кому же ты служишь, баронесса? На какую разведку работаешь? Если на советскую, то почему об этом пока что не догадываются в контрразведке флота, округа?..»

Словно бы уловив ее душераздирающие сомнения, баронесса вдруг спросила:

– Тебе нравится это обиталище?

Терезии понадобилось несколько мгновений растерянности, чтобы сообразить, что именно скрывается за этим вопросом.

– Архитектурно оно примитивное, на дворец или замок явно не тянет, баронесса.

– Ты столь тонко разбираешься в архитектурных достоинствах европейских дворцов и замков?

– Чтобы так уж «тонко», а тем более в архитектуре – нет, – по-одесски ответила Терезия. – Но те, кто посылал меня к вам, знал, с кем мне придется иметь дело, понятно, что подготовили. Так вот, архитектурно это ваше «обиталище» меня не привлекает, но его расположение…

– Расположение тем более привлекать не должно. Чем уединеннее здание, тем больше вопросов возникает у контрразведки к его обитателям, тем легче держать его под наблюдением. Обитатели обычных городских квартир в густозаселенных кварталах вызывают куда меньшее подозрение. Другое дело, что там должен быть черный ход с запасными выходами в подвал, на чердак или в хозяйские пристройки… Впрочем, тебе все это должно быть известно.

– Тем не менее я учту ваши наставления, баронесса. Опыт есть опыт… Другое дело, что приобретать ни все это здание, ни часть его я не собираюсь.

– Возможно, я подселю тебя в свое обиталище, которое для меня уже выкупили. Старику, владельцу его, жить осталось уже недолго, я выясняла у местного лекаря. А как только он отправится к праотцам, мы сразу же выкупим весь этот дом. Больно уж местность здесь благодатная.

– Когда вы говорите «мы», то имеете в виду себя и Елизавету? – напрямик поинтересовалась казачка.

– Я имею в виду себя и… тебя.

– Это меняет смысл разговора, – признала казачка.

Тем временем взгляд, которым Валерия окатила фигуру Марии-Терезии, не имел ничего общего с обычным женским взглядом. В нем улавливалась вполне мужская страсть. Женщина, не привыкшая к подобным взглядам или же не смирившаяся с ними, обычно чувствовала себя так, словно ее, раздетую, выставили посреди заснеженной базарной площади. Приблизительно так же чувствовала себя в эти минуты и Терезия Атаманчук.

– Сию обветшавшую стерву, Волчицу, – кивнула баронесса в сторону дома, – я сюда не приглашала. И вообще терпеть ее не могу.

– Так избавьтесь от нее, – негромко, едва шевеля губами, посоветовала Атаманша.

Услышав это, баронесса столь резко запнулась на полуслове, словно бы наткнулась на острие ножа. Но при этом глаза ее как-то сразу же потеплели, и в них проявился вполне добродушный человеческий интерес.

– Избавиться советуешь? И каким же образом?

– Этот матрос, судя по всему, очень даже неравнодушен к вам, – повела Терезия подбородком в сторону великана-германца, облаченного во флотскую фланельку.

– Только не этот. И не сейчас, – нервно передернула плечами баронесса. – Этого быка я почти не знаю, да и нельзя мне сейчас попадать ни в какие сомнительные истории. Слишком много на кону – родовой замок, армейский чин, вес в обществе и все такое прочее…

– Думаете, будет проще, если, обзаведясь здесь влиятельными друзьями, Волчица станет шантажировать вас убийством поручика Крамольникова?

– Ты-то от кого узнала о Крамольникове, «крестьянка»?!

– Действительно, от кого это я могла узнать об этом убийстве? – иронично переспросила Терезия. – И не только об этой вашей «операции по устранению», и не только о Крамольникове…

– Интересно, о ком же еще?

– Скажем, о капитане Гродове.

– Ах, об этом служивом… – артистично поугасли глазки баронессы.

– Только не надо спрашивать, от кого я узнала об этом командире береговой батареи.

– И не собираюсь спрашивать, потому что интересует меня как раз не это.

– А что же?

– Ты не просто слышала об этом комбате от полковника Бекетова и майора Райчева, но и не раз побывала с ним в постели. Я сугубо по-женски чувствую это.

– Ну зачем же так опошлять? – брезгливо поморщилась Терезия.

Однако баронесса куда больше доверяла ее загадочной, щедро приправленной ироническим высокомерием «улыбке Джоконды», нежели словам.

– Я так и думала… – подытожила она собственные сомнения. – Впрочем, сейчас не время играться в соперницы. Ты веришь в то, что мужчина может не только до лютой вражды разъединять влюбленных в него женщин, но и до спасительной дружбы объединять их?

– Возможно, мы окажемся первыми, кого такой мужчина способен был искренне объединить. Причем во имя взаимного спасения.

– Последние сведения, полученные о Гродове, касались его недавнего десанта на румынский берег Дуная, во время которого он командовал батальоном морских пехотинцев. А еще утверждают, что затем он был назначен комендантом плацдарма. Но тогда же мне сообщили, что он погиб, – она с надеждой взглянула на Терезию и решительно покачала головой. – Я в это не поверила.

Валерия только недавно вернулась из фронтовой командировки к Аджалыкскому лиману, поэтому прекрасно знала, что Гродов жив, здоров и командует своей батареей. Однако, запуская этот «пробный шар», она, во-первых, пыталась выяснить, известно ли об этом ее вояже полковнику Бекетову, а во-вторых, надеялась выведать хоть что-нибудь новенькое о своем «степном бомбардире», как она порой называла про себя капитана береговой службы.

– Капитан все еще жив и снова командует своей батареей. За бои на плацдарме он награжден каким-то орденом и, кажется, медалью «За отвагу». Хотя могли бы расщедриться и на звание Героя.

– Могли бы. Еще расщедрятся. Когда я узнала из румынских сводок и рассказов очевидцев, как именно Гродов воюет, то еще раз убедилась, что это классический «человек войны».

– Человек войны? Таких «человеков» мне пока что встречать не приходилось.

– То есть ты другого мнения о нем как о солдате?