Карл Фризе, комсомолец из Билефельда, очень нравился Вальтеру Брентену. У этого двадцатидвухлетнего парня были зрелые политические взгляды; за что бы Карл ни брался, он все делал основательно и добросовестно. Во время допроса в билефельдском гестапо эсэсовцы выбили ему глаз, и он носил стеклянный протез.

Дошли до перекрестка, где стоял дорожный указатель с надписью: «Дорога в Фигерас». Здесь они остановились. Марсель был разочарован: где же обещанная легковая машина?

— Черт! — Марсель сорвал с себя берет, швырнул наземь и наступил на него.

Что же делать? До города было около тридцати километров. Марсель сел на придорожный камень.

Что же все-таки делать? Тридцать километров пешком? Вряд ли они доберутся засветло. Ждать? Но кто может сказать, сколько?

— Начинается! — сказал Али. — Так я и знал!

— Старый брюзга, — крикнул Карл. — Посмотри-ка вон туда!

Марсель вскочил первый.

По извилистой дороге в гору ползла машина.

На каждом перекрестке стояли часовые, большей частью крестьяне. Не всегда у них были винтовки, порой приходилось довольствоваться дубинками и похожими на копья косами. В своей темной плохонькой одежде они больше походили на разбойников, чем на стражей демократического порядка.

Слова «Brigadas Internacionales» оказывали волшебное действие — они мигом устраняли все формальные трудности, на них отвечали восторженными рукопожатиями и объятиями. Трое пришельцев были обязаны этим героизму, проявленному их товарищами в Испании. В ожесточенных зимних боях под Мадридом интернациональные бригады вместе с мадридскими рабочими совершали чудеса храбрости. Под Гвадалахарой они отбросили итальянских легионеров в горы. Интернациональные бригады боролись под Уэской и на юге под Малагой; их доблестью восхищалась вся республиканская Испания.

Поездка по прибрежной дороге вдоль моря, несмотря на позднюю осень, доставила всем невольную радость. Ноябрь выдался мягкий; солнце стояло высоко в небе, заливая землю и широкие морские просторы потоками света. Дорогу окаймляли пальмы и оливковые деревья в таком насыщенно-зеленом лиственном наряде, будто для них не существовало ни осени, ни зимы.

Добраться из Валенсии в Мадрид оказалось труднее. Пришлось пересесть на грузовую машину, на которой везли в столицу белье для интернациональных бригад. Едва машина отдалилась от моря, как попала в полосу холодного и сурового климата. Ехали всю ночь напролет. Вальтеру даже не верилось, что в Испании, которая рисовалась ему страной вечного солнечного сияния, страной пальм и вина, может быть так холодно. Еще хорошо, что машина была гружена бельем. Вальтер, пытаясь отогреться, зарылся в него. Но все-таки на рассвете, уже между Аранхуэсом и Мадридом, где дорога почти примыкала к линии фронта, Вальтер и его друзья совсем закоченели и чувствовали себя прескверно.

Они слышали орудийные залпы и глухие разрывы снарядов и были поражены, найдя в городе почти нормальную жизнь.

II

Таким был Мадрид, осажденная столица республики. Фашистские генералы со своими ордами, пушками и танками уже больше года стояли у ворот города, грозно стучались в эти ворота гранатами и бомбами, но народ Мадрида отказывался впустить их войска и защищал свою столицу от втиснутых в военную форму риффских кабилов, от марокканских легионеров, от испанских, монархистов, от итальянских и немецких фашистов.

— Скажи, ожидал ты увидеть такую картину? — спросил Вальтер, слоняясь по городу с Карлом Фризе.

— Конечно, нет, — признался тот.

— Удивительный народ! Какое спокойствие! Какая решимость! А это презрение к смерти!.. Посмотри вон туда!

По улице проезжал грузовик с молодыми испанками в форме народной милиции. Они пели какую-то революционную песню, иногда бросали несколько слов прохожим, приветствовавшим их, смеялись и размахивали винтовками у себя над головами. Прекрасные юные создания! Пряди темных волос выбивались из-под их пилоток. Какие цветущие лица! Какая сила и радость жизни!

Испанки? Вальтеру стыдно было вспомнить, что он представлял себе испанок вроде оперной Кармен, непременно с высоким гребнем в волосах и кастаньетами, пляшущих или гуляющих рука об руку с тореадорами. И если уж он был так наивен, что же думали другие, никогда не выезжавшие за пределы родного края.

— Опиши нашим землякам эту Испанию, этот Мадрид, — сказал Вальтер больше самому себе, чем товарищу, — и они заявят: вранье! Где же романтика? Картинность? Где он, знаменитый испанский колорит?

— А вот же, — улыбаясь, ответил Карл и глазами указал на молодого рослого испанца в живописной форме народной милиции: полуботинки, штаны, перехваченные на щиколотках шнурком, вместо пояса широкий красный шарф, сверху — короткая, как жилет, кожаная куртка. Левая рука милиционера была подвязана пестрым, ярко расшитым платком. Подойдя ближе, они увидели, что на платке вышита голова мужчины и под ней имя: Дурути.

Дурути, вождь каталонских анархистов, командовал своими земляками-добровольцами, поспешившими на помощь мадридцам, и погиб в первых боях за Мадрид. Да, в этом раненом молодом милиционере было нечто от романтики, которую ищут в Испании. Какая неподражаемо гордая осанка! Как величаво он нес свою раненую руку! Как лихо заломлена над левым ухом узкая пилотка!

— Ты улыбаешься, Карл, — сказал Вальтер. — Не забудь, эти люди голыми руками штурмовали мадридские казармы. Вооруженные одними дубинками и перочинными ножами, они брали в Барселоне целые батареи. Военного обучения они не проходили, а между тем вот уже год преграждают путь к Мадриду четырем хорошо обученным и оснащенным армиям под командой немецких и итальянских военных специалистов. Отсутствие военной подготовки и опыта эти бойцы возмещают героической отвагой. Ты слышал, что рассказывал товарищ Гонсалес? Они до сих пор все еще не желают укрываться или хотя бы пригибаться под огнем неприятеля, усматривая в этом проявление страха, а не осторожность, и говорят: «Испанец умирает стоя…»

Они вышли на Гран Виа, красивейшую улицу Мадрида. Навстречу попадались почти исключительно солдаты милиции: эта улица с ее великолепными магазинами и многоэтажным зданием почты и телеграфа была главной мишенью фашистской артиллерии. В лавках продавщицы предлагали покупателям различные товары. В кафе сидели милиционеры, пили вермут и закусывали маслинами, а порою преспокойно играли в домино. В продырявленном пулями здании почтамта почтово-телеграфные служащие и телефонистки, как с гордостью рассказывали в Мадриде, с начала осады не прерывали свою работу ни на день, ни на час.

Вдруг к Вальтеру и Карлу подбежал милиционер; он что-то взволнованно объяснил им и наконец, взяв их за рукава, потащил на другую сторону улицы. Они не поняли ни слова и никак не могли догадаться, чего же хочет от них испанский товарищ. Но вот они услышали свист и шипение, а вслед за тем — взрыв. Наискосок от них, на другой стороне улицы, взвихрилась пыль, в воздухе замелькали обломки железа и камни. У самого тротуара образовалась воронка глубиной в метр.

Вальтер и Карл удивленно взглянули друг на друга.