В характеристике офицеров Генерального штаба я остановлюсь только на тех, кои впоследствии чем-либо выдвинулись или заслуживают того, чтобы их чем-либо особенным отметить.

Старшим адъютантом строевого отделения был полковник барон Сергей Эрнестович Бэр. Человек, по существу, недалекий, но честный немец, чрезвычайно аккуратный, пунктуальный и отлично знающий свое дело. Я пробыл в его отделении, будучи прикомандированным к Генеральному штабу, в течение нескольких месяцев и под его руководством изучил вопросы по строевой подготовке и службе войск округа, а также штабную работу, к этому отделу относящуюся.

С.Э. Бэр с должности старшего адъютанта строевого отделения в штабе Киевского военного округа был назначен начальником 4-го отделения Главного штаба (по личному составу). (Это назначение не было особенно удачно, так как С.Э. Бэр был чрезвычайный формалист и очень сухой человек, а должность начальника отделения по личному составу в Главном штабе требовала человека с сердцем, отзывчивого и не формалиста. В армии его невзлюбили.) Затем он был командиром Ровненского пехотного полка и дежурным генералом штаба Приамурского военного округа. Во время мировой войны он командовал бригадой. Дальше его судьбы я не знаю.

Старшим адъютантом отчетного отделения был полковник Иван Николаевич Толмачев. По виду он был довольно лохматый и неряшливо всегда одетый. Мы прозвали его «шваброй». В отчетном отделении сосредоточивались работы по изучению армий вероятных противников и их театра военных действий, работы офицеров Генерального штаба, производство съемок, полевых поездок, организация военных игр. В этом же отделении сосредоточивались вопросы по ведению личным составом Генерального штаба в округе и аттестации офицеров Генерального штаба.

Из этого перечня видно, что старший адъютант отчетного отделения, являвшийся докладчиком у генерал-квартирмейстера по вопросам службы Генерального штаба и по его личному составу, был лицом крайне ответственным. У нас сложилось мнение, основанное на ряде фактов, что И.Н. Толмачев был небеспристрастным докладчиком, был часто недоброжелательным по отношению к офицерам Генерального штаба и докладывал генерал-квартирмейстеру такие факты, которые можно было и не докладывать. Толмачева мы все терпеть не могли.

Отрицательные качества Толмачева сглаживались умным и крайне доброжелательным генерал-квартирмейстером Н.В. Рузским. Но если б генерал-квартирмейстер был менее умный и порядочный человек, Толмачев мог бы наделать много гадостей.

Впоследствии Толмачев получил Бендерский пехотный полк. В 1905 году, будучи с полком на Кавказе, он, по-видимому, действовал решительно при подавлении восстаний, обратил на себя внимание министра внутренних дел и был назначен одесским градоначальником. В Одессе, в качестве градоначальника, он оказался более чем слаб. Прошумев некоторое время в Одессе в качестве «жидоеда» и покровителя городского головы Пеликана и Союза русского народа, он как-то быстро завял, был убран с должности одесского градоначальника, и этим, в сущности, закончилась его карьера.

Старшим адъютантом мобилизационного отделения и моим первым учителем по мобилизационному делу был полковник Колоколов (Александр Евграфович), представлявший из себя довольно интересный тип. Мобилизационное дело он знал великолепно, обладал удивительной памятью и был чрезвычайно работоспособен. Обладая крепким физическим здоровьем, он мог, не отрываясь, в буквальном смысле этого слова, просиживать за работой 48 часов. Был случай, когда без сна и почти без пищи он проработал трое суток, и исполненная им работа была признана образцовой таким требовательным и придирчивым начальником, каким был начальник штаба генерал Шимановский. Колоколова все любили за его доброту, отзывчивость и готовность помочь чем только мог всякому, кто только к нему не обращался. Товарищ он был удивительно милый, готовый за всякого заступиться, всякого вызволить из беды. Скромен он был чрезвычайно. Стремился всегда оставаться в тени. Если начальство его хвалило, он всегда конфузливо заявлял, что, мол, это не он, а такой-то или ему помог исполнить работу, или дал такой-то совет. Впоследствии мы узнали, что он помогал каким-то вдовам и каким-то сиротам, но об этом он никогда никому не говорил. Несмотря на свою чрезвычайную скромность, он обладал редкими качествами: у него было много гражданского мужества; он никогда не боялся взять ответственность на себя.

Наряду с этими положительными качествами он имел и серьезное отрицательное качество: он пил запоем. Случалось это сравнительно редко – раз в два или три месяца, но период запоя тянулся 7—10 дней, и на это время он совершенно выбывал из строя. Когда он присылал мне, как своему помощнику, ключи от секретной кассы – я знал, что период запоя начинается. Во время запоя он обыкновенно запирался у себя на квартире и не скандалил. Но если во время запоя попадали к нему его более буйные приятели (полковники Глинский и Рейс, о которых скажу ниже), то дело принимало иной оборот, и требовалось вмешательство приятелей, чтобы утихомирить компанию и водворить ее по домам. Один раз генералу Рузскому едва удалось умилостивить генерала Шимановского, настаивавшего на увольнении Колоколова со службы. Дело было летом. Колоколов с Ко «закутил» в ресторане на Трухановом острове на Днепре против Купеческого киевского сада. Было уже поздно. Военный оркестр, игравший в ресторане, собрался домой. Колоколов запротестовал. Музыканты сыграли еще одну-две вещи и стали укладывать инструменты. Колоколов появился около оркестра, приказал разобрать инструменты, построил команду и заявил: «Раз хотите домой, то поведу вас я. Марш за мной!» После этого он двинулся к реке и. пошел в воду. Музыканты замялись, но на его окрик пошли за ним. Он приказал играть марш и двинулся дальше. Кто-то из публики стал кричать, что он перетопит музыкантов. На это Колоколов ответил: «Я иду впереди и утону прежде, чем захлебнется кто-либо из идущих за мною жидов». К счастью, среди публики оказался командир полевого жандармского эскадрона полковник Веньяшев115, большой друг Колоколова и человек колоссальной силы, который бросился в воду и вытащил не умевшего плавать и уже начавшего «пускать пузыри» Колоколова. Музыкантам Колоколов дал 25 рублей и отпустил домой.

Рузскому стоило больших усилий отстоять Колоколова и уговорить генерала Шимановского простить его и на этот раз. Вскоре после этого Колоколов получил Архангелогородский полк, которым прокомандовал, кажется, два года, и умер от воспаления легких. Как командир полка он был очень слаб.

Ближайшими приятелями Колоколова были полковники Глинский и Рейс, старшие адъютанты управления военных сообщений. Оба были очень знающими офицерами Генерального штаба, хорошими работниками, но любили сильно и часто выпить. Особенно был подвержен этой слабости Глинский, который к тому же был «буен во хмелю». Глинский все же был только рядовой хороший офицер Генерального штаба, а потому все более и более учащавшиеся его кутежи и скандалы должны были привести к каким-либо крупным для него неприятностям. Его часто спасало заступничество его начальника генерала Мартсона, но Шимановский в конце концов потребовал удаления Глинского из штаба округа. Только болезнь, а затем и уход с должности начальника штаба генерала Шимановского спасли Глинского в том смысле, что, хотя он и ушел из штаба округа, но был назначен начальником штаба 33-й пехотной дивизии в том же Киеве.