Помнится, полковник МВД Э. Хлысталов, плотно занимаясь расследованием гибели русского поэта С. Есенина, твердо признался мне: «По натуре своей и специализации я — "следак", профессиональный дознаватель правды, и, кроме того, давал клятву хранить государственные тайны. Мне, как говорится, и карты в руки». Эдуард Александрович был первым, как есениновед, профессионал-следователь, когда занялся «Делом Есенина». Ему, как говорится, и карты в руки.

Хлысталов, проанализировав обстоятельства, предшествующие гибели поэта, пришел к заключению, что убийцы и их покровители негласно распускали слухи о безвыходности положения московского беглеца, уличенного в сотрудничестве с разведкой Великобритании, куда он якобы собирался бежать. Существенная деталь, косвенно подтверждающая «английский» вариант побега Есенина: его «делом», вероятней всего, занимались служившие в ГПУ именно по иностранному отделу Л. С. Петржак (одновременно — глава Ленинградского уголовного розыска) и непосредственный убийца поэта, кстати, несомненно, знавший И. Л. Леонова.

Бездомный поэт отдавал дань Бахусу, но, как правило, в компании с приятелями. Он чаще всего находился на виду, на него глазели, измеряя — каждый по-своему — количество выпитого им спиртного. Скорее всего, образ постоянного хмельного скандалиста навязан тогдашними СМИ и любившими поживиться за чужой счет мнимыми приятелями.

Зато духовно симпатичные Есенину люди, искренне почитавшие его, говорят о нем с большим тактом. Актриса Августа Миклашевская, которой посвящено стихотворение «Заметался пожар голубой…», в своих воспоминаниях почти не касается хмельной проблемы, потому что она при их встречах и не возникала, ибо в обществе сердечно расположенных к нему знакомых он сохранял душевное равновесие и в допинге не нуждался.

Враги Есенина мало того что мешали ему жить, так и еще после смерти поэта будто наперегонки клеветали на поэта, обвиняя его в пьянстве, хулиганстве, сквернословии, рукоприкладстве и упадничестве. Впрочем, именно поэтому мы сегодня вспоминаем их презренные имена. Они своего добились — вошли в историю благодаря великому русскому поэту, правда, как злодеи.

Долгое время над попытками побега Есенина висел некий фатум, рок или, просто говоря, невезение. Особенно после его годичного вояжа с Айседорой Дункан по Европе и Америке… Ситуация обострилась в 1925 году.

Григорий Зиновьев

В сентябре он отправился в Баку с женой Софьей Толстой. Это было очень тяжелое время небеспричинных подозрений и давящих предчувствий. Это не было просто манией преследования, за поэтом велась полугласная и негласная слежка. В сущности, с очень большим риском и с огромными усилиями Есенин, по его мнению, еще имел возможность обойти ГПУ, поменяв Москву на Питер. Так, могущественный Ионов пообещал журнал. Затем политическая защита — «крыша» таких фигур, как Зиновьев и Троцкий. Это сейчас мы можем только воскликнуть: «Как поэт заблуждался, каким он был наивным!».

Лев Троцкий

За неимением документов, запечатанных в архивах, нам сложно выстроить схему операции, разработанной в недрах спецслужб, под названием «Встреча». Но благодаря полковнику Э. Хлысталову мы попытаемся реконструировать то, что произошло с Есениным, когда он вошел под своды Ленинградского вокзала в Москве, чтобы сесть в ночной поезд.

Его должен был встретить Вольф Эрлих, который заблаговременно приехал в Москву. И потому, увидев давнего приятеля Сахарова, который тоже ехал в Ленинград, Есенин постарался разойтись с ним, чтобы не разговаривать, заподозрив того в шпионаже.

А вот и Эрлих, с которым договорились заранее. Пошли в камеру хранения за вещами, коих было так много, что пришлось нанять носильщика.

На удивление Есенина, вагон, в котором им суждено было ехать, оказался в конце поезда.

— Итак, мы поехали, — с кривой ухмылкой проговорил Эрлих.

Есенин кивнул, но у него на душе было ощущение, что он едет в какой-то похоронной процессии, а покойники — это он, Эрлих и все, кто был в вагоне.

В Ленинграде, как заверил Эрлих, все было «схвачено»: их должен был встретить кто-то из друзей Эрлиха, и далее все поехали бы к Исакию — там была готова съемная квартира.

Вечером все собрались в одном купе.

Эрлих разливал чай, и после чая Есенин, уже давно страдавший бессонницей, заснул как-то странно быстро, точно в омут провалился.

…Он и потом не помнил, как именно это произошло. Он помнил только, как резко рванулся, отбросил какого-то человека к противоположной стенке купе, человек глухо стукнулся головой об стенку, затем кто-то повис на его руке, кто-то обхватил его колени, какие-то руки сзади судорожно вцепились ему в горло, а прямо в лицо уставились три или четыре револьверных дула.

Есенин понял, что все кончено. Точно какая-то черная молния вспыхнула светом и озарила все: и какая-то нервозность и суетливость Эрлиха и тех нескольких десятков пассажиров, которые под видом инженеров, бухгалтеров, железнодорожников, едущих в Ленинград, составляли все население вагона.

Вагон был наполнен шумом борьбы, тревожными криками чекистов, истерическим визгом и чьим-то раздирающим душу стоном… Вот почтенный «инженер» тычет поэту в лицо кольтом, кольт дрожит в его руках, инженер приглушенно, но тоже истерически, кричит:

— Руки вверх! Руки вверх, говорю я вам!

Приказ явно бессмысленный, ибо в руки Есенина вцепилось человека по три в каждую, и на его запястья уже надета «восьмерка» — наручники, тесно сковывающие одну руку с другой. Какой-то вчерашний «бухгалтер» держал его за ноги и вцепился зубами в штанину. Человек, которого он отбросил к стене, судорожно вытащил из кармана что-то блестящее. Словно все купе ощетинилось стволами наганов, кольтов, браунингов.

…Итак, Есенин так же ехал в Питер в том же вагоне. Вероятно, вагон просто отцепили от поезда и прицепили к другому. Вне вагона никто ничего не заметил.

Есенин сидел у окна. Руки распухли от наручников, кольца которых оказались слишком узкими для его запястий. В купе, ни на секунду не спуская с него глаз, посменно дежурят чекисты — по три человека на дежурство. Они изысканно вежливы с ним. Некоторые знают его лично. Для охоты на столь «крупного зверя», как он, поэт Есенин, ГПУ, по-видимому, мобилизовало половину оперативного персонала. Хотели взять живым и по возможности неслышно.