Маркиз уверенно двинулся к нужному ангару.

Теперь он хорошо знал дорогу, вчерашней ночью у него былагенеральная репетиция.

Дверь ангара запиралась на самый примитивный допотопныйзамок, и сигнализация на ней стояла — проще некуда. Маркиз справился всчитанные минуты и проскользнул в огромное помещение. Снова, как накануне,перед ним тянулись бесконечные ряды ящиков и коробок, только сегодня у негобыла совершенно другая цель.

Леня свернул в проход между штабелями и зашагал,приглядываясь к нанесенным на ящики цифрам.

Вот и нужная ему секция. Громоздкие ящики с четкоймаркировкой — «Россия. Санкт-Петербург. Фирма Орион»".

Леня остановился, сбросил на пол сумку с инструментами…

И тут же в спину ему ткнулось что-то холодное,металлическое.

— Только пикни, крыса, почку отстрелю! — выдохнулему кто-то прямо в ухо.

Маркиз перевел дыхание.

Кажется, его план сработал.

Не делая резких движений, он медленно, осторожно поднял рукии вполголоса проговорил:

— Это не я крыса. Мне нужно поговорить с Дедом. Я знаю,кто крысятничает, и приведу вас к нему.

— Приведешь, приведешь! — прошипели ему вухо. — Непременно приведешь! — И тут же резкий, сокрушительный ударобрушился на его почки.

Боль была такая, что несколько секунд Маркиз не мог дышать,а по лицу заструились ручейки холодного пота.

Справившись с дыханием, он повторил:

— Мне нужно поговорить с Дедом. С Толей Хабуловым. Ярасскажу ему что-то очень важное. Но только ему.

— Расскажешь, расскажешь! — Голос за спиной ещебольше наполнился ненавистью. — Кому надо, тому и расскажешь!

«Неужели я ошибся? — подумал Леня. — Неужели этоне те люди?»

Больше ничего подумать он не успел. На этот раз ударобрушился на шею, и Маркиз потерял сознание.

Вокруг была темнота, темнота и боль.

В этой темноте не было никакого просвета, и Леня подумал,что он уже мертв. Точнее, это подумал не Леня, потому что у сгустка боли, вкоторый он превратился, не было имени. Но потом он понял, что если есть боль —то это еще не смерть. «Если я чувствую боль — значит, я существую…» Кто извеликих это сказал?

Хотя там, кажется, было не так, но так — правильнее,честнее…

Напряжение, потребовавшееся для этой мысли, немногоотрезвило его, помогло собрать воедино расползающиеся части своего сознания.Леня вспомнил, кто он такой, вспомнил, что делал перед тем, как провалился вэту темноту, в темноту и боль, и испугался. Если он давно лежит без сознания —что сталось с Лолой? Ведь похититель давал ему только три часа…

От этой мысли Леня застонал.

— Кажется, очухался, — произнес совсем рядомнезнакомый голос, резкий и раздражающий, как звук скрипнувшего по стеклулезвия.

Леня снова застонал и открыл глаза.

Он лежал на металлическом полу. Пол слегка покачивался, иМаркиз понял, что его везут куда-то в закрытом микроавтобусе. Возле своего лицаон увидел тяжелые ботинки на толстой ребристой подошве. Затем он увиделсклонившееся к нему лицо — бледное, бескровное, с выступающими скулами и слегкаскошенными к вискам серыми глазами.

— Ты Дед… — догадался Леня и произнес эту догадкувслух, превозмогая мучительную боль в голове и во всех остальных частях своегос трудом оживающего тела.

— Допустим, — проговорил бледный человек. —Ты хотел со мной поговорить?

— Да, — прохрипел Леня, — только твой пареньпогорячился, и мне худо.

— А чего ты, интересно, хотел? — бледное лицоскривилось, наверное, это должно было изображать улыбку. — Когда ловяткрыс, их травят. Травят или бьют ногами.

— Я не крыса, — прохрипел полуживойпленник, — помоги мне сесть.

— Если ты не крыса, — бледное лицо склонилось ещеближе, — то что ты делал в ангаре?

Однако сильные руки подняли Маркиза с пола и усадили нажесткое сиденье.

Они действительно ехали куда-то в закрытом маленькомавтобусе. На скамейках, расположенных вдоль бортов, сидело кроме них с Дедомеще четверо бойцов.

Леня попытался повернуть голову и невольно застонал — шеюпронзила такая боль, как будто в нее забили раскаленный гвоздь.

Бледное лицо Деда снова скривилось — он улыбался. Егосильные руки схватили Маркиза за шею, жесткие пальцы пробежали по позвонкам, иболь мгновенно отступила, как отступает темнота под лучом мощного прожектора.

Дед отстегнул от ремня плоскую металлическую фляжку и поднесее к Лениным губам.

— Пей! — приказал он таким тоном, какимприказывают собаке «фас» или командуют отделению автоматчиков «огонь».

Леня послушно выпил, и ему показалось, что в горловыплеснулся жидкий огонь. Но потом этот огонь ударил в желудок и растекся пососудам, а во рту остался аромат степных, трав.

— Что ты делал на складе? — повторил Дед, отбирая фляжку.

— Я знаю, кто у вас крысятничает, — ответилМаркиз, — мне нужно было как-то с вами связаться, а в «Орион» идти ни вкоем случае нельзя… Там — крысы.

— Что-то уж больно много ты знаешь! — неприязненнопроговорил Дед. — Уж больно много!

— Дед, не слушай его, он крыса! — вмешался вразговор коренастый краснощекий парень, и Леня шестым чувством понял, чтоименно этот боец дышал ему в ухо на складе, бил его по почкам и по шее.

— А ты вообще помалкивай, — огрызнулся Дед, —когда я захочу тебя послушать, я сам скажу.

— Ты тоже пока помолчи, — повернул он бледное лицок Маркизу, — доедем до места, там все выложишь.

— Мне нужно поговорить с Борисом Антоновичем, —ответил Леня.

И тогда Дед расхохотался.

Микроавтобус резко свернул и затормозил.

Водитель, невидимый за металлической перегородкой,отделявшей кабину от салона, посигналил, послышался скрип поднимающихся ворот,автобус въехал внутрь и остановился на этот раз окончательно.

Бойцы вышли один за другим, Дед железными пальцами схватилМаркиза за плечо, придержав его, и вышел вместе с ним самым последним.

Они оказались в просторном гараже, освещенном яркимилюминесцентными лампами.

В гараже, кроме их невзрачного микроавтобуса, стояло десяткаполтора машин — несколько черных лаковых «мерседесов», несколько джипов,несколько машин попроще. Бойцы плотной группой направились к лифту, Маркиздвинулся было следом, но Дед снова придержал его за плечо и подтолкнул в другуюсторону — к невзрачной металлической двери в углу гаража.