И все же… сама Пиппа на самом деле не рассчитывала на помощь Селины. Ни разу она не призналась той в том, что у нее есть младшие братик с сестренкой. Это казалось… неправильным. Особенно учитывая то, что Пиппа видела, сколько собственных проблем у Селины. Как неприятности, вынудившие Селину покинуть Париж, не давали ей покоя.

Пиппе хотелось, чтобы Селина ей доверяла. Однако они так и не поговорили откровенно о своих трудностях. Возможно, если бы они были более честными друг с другом, если бы Пиппа откинула гордость, они могли бы помочь друг другу. Уберечь друг друга от той боли, что преследовала их в последнее время.

Сожаление – странное чувство. И если…

– Во имя всего святого, – простонал Арджун, когда они обошли коридор с движущимися лозами и вошли в Великий зал Беседки плюща. Березы образовывали здесь стены, и их ветки переплелись с могучими дубами над головой, формируя покатый потолок. Лучи янтарного света просачивались сквозь осенние деревья.

Тревога наполнила вены Пиппы.

– Что не так? – поспешно спросила она.

– Моя мать, – шепотом ответил Арджун. – Моя мать уже здесь.

– Где? – Пиппа изогнула шею.

– Стоит рядом с лордом Виром на пьедестале на противоположном конце зала, под аркой из серебряной лозы. – Он стиснул руку Пиппы крепче. – На ней белая мантия с блестящей окантовкой.

Тревога Пиппы переросла в горячую панику.

– Разве она не должна была сначала прийти поговорить с тобой, как ты и просил в…

– Не переживай, – сказал Арджун с широкой улыбкой, кивая другим придворным, стоящим поблизости. – Все будет хорошо. Все отлично.

Несмотря на его заверения, несмотря на его непоколебимую уверенность, Пиппа не могла утихомирить страх, наполняющий грудь, который твердил прямо противоположное.

Арджун всегда ненавидел, когда люди говорят, что нужно сделать глубокий вдох. Для чего? Набрать в легкие побольше воздуха, чтобы закричать погромче? Или, может, найти предлог, чтобы поджать хвост и сбежать?

Почему нельзя просто сказать, что нужно время? При чем тут вообще воздух?

Теперь Арджун впервые в жизни понял, в чем тут дело. В эту самую минуту ему не помешал бы свежий свободный воздух… Желательно, чтобы этот самый воздух наполнил его тело и унес за облака, подальше отсюда.

Луч света ударил Пиппе в лицо, ослепив. Она поморщилась, отвернувшись, и ее длинные ресницы затрепетали. Арджун снова сжал ее руку крепче, хотя и понимал, что этим жестом уже не сможет ее успокоить. Его хватка была слишком сильной, а прикосновение выходило наполненным тревогой.

Что, черт побери, мать делает рядом с лордом Виром? Она стояла на пьедестале так, словно благословляла все происходящее. Когда она прибыла в Беседку плюща?

И почему, бога ради, она не зашла поговорить с Арджуном – ее единственным сыном – перед этим?

Нет, она его не подведет. Она не может подвести Арджуна в таком деле. Единственное, во что мать непоколебимо верила с самого его детства: свадьбы со смертными не приносят ничего хорошего. Такой союз будет величайшей ошибкой Арджуна за всю его жизнь.

Он сделал еще один глубокий вдох. Попытался придумать рациональное объяснение происходящему. Если прошлое что-то да значило, мать наверняка просто откладывала неизбежное, чтобы преподать Арджуну урок. Она делала так и прежде, например, когда он упал с дерева и сломал ногу, не прислушавшись к ее советам. А ведь карабкаться по деревьям и правда было опасно, в конце-то концов.

Арджун выпрямил спину. Натянул на лицо непринужденную усмешку. Если мать собирается играть с ним таким вот образом, он не видит причин ей мешать. Может, он даже подождет, когда она первая содрогнется. Это будет похоже на тот случай, когда Арджун наблюдал за гонкой двух фаэтонов неподалеку от Кембриджа. Когда оба кучера повернули кареты друг к другу, что вело к неминуемому столкновению. Когда все аплодировали и толкались, чтобы получше видеть происходящее, дожидаясь, кто из кучеров сдастся и свернет первым.

К черту все. Арджун не отступит раньше матери.

Он взял Пиппу под руку и покосился на собрание элегантно разряженных фейри вокруг, чьи наряды из золотых и серебряных нитей теперь казались даже более нелепыми, чем прежде, а головные уборы были непростительно вычурными: с антеннами и рожками, с завитками волос, выкрашенными во все цвета радуги; диадемы с ослепительными каменьями размером с кулак Арджуна; тиары со сверкающими алмазами и изумрудами. Пояса и патронташи [70]с блестящим серебром. Одна молодая девушка была в огромном платье, юбка которого меняла цвет, когда она шагала, и подол сверкал, словно чешуя русалки.

– Арджун. – Голос Пиппы дрожал.

– Все будет в порядке, любовь моя, – прошептал он. – Доверься мне. Моя мать неизбежна как смерть и налоги.

– В стране фейри есть налоги? – удивилась она.

Арджун кивнул.

– Этот трон, как и многие вещи в жизни, не бесплатный. – Он окинул взглядом толпу, наблюдая, как придворные смеются и болтают, их кубки мерцают в лучах просачивающегося сквозь ветви света, а драгоценные украшения сверкают, точно предупреждая об опасности. От недовольства Арджун наморщил нос. Пиппа прижалась к нему, и ее нервное дыхание коснулось его шеи, отчего здраво рассуждать стало тяжелее. Если бы Арджун не знал ее достаточно хорошо, то подумал бы, что она пытается его соблазнить. И хотя он был рад, что Пиппа рядом, ведь так они могли разговаривать, не опасаясь, что их услышат, он все равно чувствовал, как желудок сводит от напряжения, а челюсти сжимаются.

Маленький фей подлетел к ним, зависнув на расстоянии вытянутой руки от лица Пиппы.

– Леди Филиппа? – спросил он. Его голос прозвучал хрипло и звонко одновременно.

– Да? – Испуг отразился на прекрасном лице Пиппы. Она не смогла бы стать достойным соперником в игре в карты, это уж точно.

– Вы должны пойти со мной, – продолжил фей с фиолетовой кожей. – Сейчас же.

Пиппа моргнула.

– Зачем?

– Церемония вот-вот начнется. – Крылатый фей моргнул черными глазенками, явно насмехаясь над ней. – Лорда Арджуна к алтарю должна вести мать. Вам нельзя идти с ними. В конце концов, вы пока не член семьи главной охотницы.

Пиппа вопросительно покосилась на Арджуна. Он задумчиво уставился на крылатого фея, а потом без предупреждения схватил его за когтистую руку. Разгневанное существо обнажило зубы и зашипело, ругаясь.

– А кто поведет к алтарю ее? – поинтересовался Арджун.

– Никто, полукровка, – завизжал фей голосом, напоминающим скрежет ногтей по шиферу. – У нее нет родни при дворе, и ты это прекрасно знаешь.