вспомнить страшно: сплошные пиры, забавы, беспутные развлечения в компании пустых неотесанных мужланов. К науке никакого интереса не проявлял, зато постоянно тусил с простонародьем в общественных местах. Откуда что берется!

– Ну, земляника прекрасно растет среди крапивы, сами знаете. Да и другие сладкие плоды отлично вызревают, даже если рядом растут несъедобные ягоды. Наверное, под маской буяна и распутника прятался думающий человек, не чуждый размышлениям.

– Да, скорее всего, так и было, – соглашается архиепископ. – Но время чудес прошло, на них мы больше не надеемся, теперь нам нужно искать причину того, что происходит.

Загадочная фраза, не находите? В данном контексте она звучит примерно так: «Чудес не бывает, и необъяснимых преображений тоже, так что нужно еще разобраться, почему король стал таким, каким стал. Не стоит ли за этим какая-то неизвестная нам причина? Если так, то эту причину нужно найти». Если копнуть чуть глубже, то может сложиться впечатление, будто архиепископ лицемерит, воспевая достоинства Генриха, а сам пытается найти скрытые мотивы, движущие королем, чтобы потом сыграть на них в свою пользу. Что ж, юрист – он и есть юрист, ему и положено докапываться до истинных причин человеческих поступков. Посмотрим, найдет ли свое отражение этот пассаж в последующем действии.

– Так что нам предпринять-то для устранения билля? – уже в третий раз спрашивает епископ, так и не получив внятного ответа от старшего товарища. – Сам король что думает? Он за или против?

– Сам не пойму, – признается архиепископ. – С виду он равнодушен, но я полагаю, он скорее поддержит нас, а не наших противников. Я только что говорил с государем и предложил ему внести огромную сумму в бюджет. Таких денег духовенство еще никогда не давало казне. Все-таки улаживание наших дел во Франции потребует немалых затрат, бюджету нужны средства.

О как! Архиепископ взятку предлагал, что ли? Интересно!

– И как король воспринял ваше предложение?

– Заинтересовался. Я начал было разъяснять ему, какие права он имеет на различные французские графства и герцогства и даже на корону Франции, но не успел все рассказать в подробностях.

– А что так? Почему не успели?

– Да нас прервали: французский посол попросил аудиенции. Вот как раз сейчас, наверное, и встречается с королем. Который час? Четыре уже пробило?

– Да.

– Тогда пойдем, послушаем этого посла. Хотя я и так знаю, о чем он будет говорить.

– Пойдемте, – соглашается епископ. – Мне тоже любопытно послушать.

Уходят.

По закончившейся сцене у меня есть два замечания.

Первое касается буйного прошлого короля, которое в красках расписывает архиепископ Кентерберийский. Прошлое это нам уже показали в двух пьесах о Генрихе Четвертом, но в связи с обычной для Шекспира хронологической чехардой вопрос датировки оказался слегка замыленным. Да, вполне возможно, что принц Уэльский и позволял себе нечто подобное в самые юные годы, спорить не будем. Но даже в эти «самые юные» (в 14–15 лет) годы он отважно воевал в Уэльсе (1400–1401) и проявил себя в подавлении восстания 1403 года. Начиная с 1406 года принц командовал армией, боровшейся с очередным мятежом в Уэльсе, который в конце концов подавил, а заодно и приобрел изрядный военный опыт. С 1407 года молодой Генрих стал постоянным участником Королевского совета и плотно занимался проблемами управления финансами, а в 1410–1411 годах, как мы уже знаем, принц фактически руководил страной от имени больного отца. И, между прочим, Генри Чичеле, нынешний архиепископ Кентерберийский, в тот период заседал в Совете вместе с Генрихом, так что вполне имел возможность своими глазами увидеть, насколько принц пригоден для политической деятельности. Так что же это за песни он тут поет о «внезапном» и «непредсказуемом» преображении короля?

Второе замечание касается интерпретации сцены, которую дает А. Азимов: «Короче говоря, умный архиепископ раскусил характер Генриха. Король набожен и не станет без нужды оскорблять церковь. Он стремится к военной славе и будет рад получить благословение церкви на войну с Францией»[19]. Король набожен? Очень может быть. Но откуда искренняя и глубокая набожность у человека, который (если верить Шекспиру и тому же архиепископу) двадцать шесть из двадцати семи прожитых лет провел в пьянках и гулянках, общаясь исключительно с отребьем из простонародья? Генрих умеет вести умные разговоры на теологические темы, но где сказано, что он глубоко и искренне верит? Нигде. А теология и вера – это все-таки не одно и то же. Если бы архиепископ признал, что наблюдал успехи Генриха на военном и политическом поприще на протяжении десятка лет, то мы бы, разумеется, поверили любым характеристикам из уст этого персонажа: все-таки человек осведомлен, сам видел, знает, о чем толкует. Но архиепископ кучу слов потратил на описание беспутной и разнузданной жизни бывшего принца и выразил полное недоумение в связи с резкими необъяснимыми переменами в его характере. Стало быть, беспутная жизнь (по логике пьесы) продолжалась вплоть до самой кончины предыдущего монарха. Разве при таких исходных данных можно с уверенностью раскусить характер Генриха и считать его набожным человеком, который не станет оскорблять духовенство? Как по мне – звучит не очень убедительно. И, между прочим, архиепископ той самой загадочной фразой о поиске причины ясно дает понять, что пока не может разобраться в характере молодого короля и его образе мыслей. Если уж Чичеле и раскусил Генриха, то, скорее всего, понял, что монарх только притворяется набожным, чтобы не мытьем, так катаньем все же получить деньги на военную кампанию. Так что с утверждением Азимова, при всем глубочайшем уважении к этому знаменитому писателю, я согласиться не могу. Но вы, разумеется, составите свое собственное мнение.

Сцена 2

Там же. Приемный зал

Входяткороль Генрих, Глостер, Бедфорд, Эксетер, Уорик, Уэстморленд и свита.

Ба, знакомые все лица! Глостер и Бедфорд – это младшие братья короля, Хамфри и Джон, вы их знаете по пьесам о Генрихе Четвертом. Хамфри в тех пьесах уже именовался Глостером, а Джон был Джоном Ланкастерским. Теперь он у нас герцог Бедфорд.

Уорик и Уэстморленд тоже перекочевали из «Генриха Четвертого» и в представлении не нуждаются.

Новая фигура – Эксетер. Это Томас Бофор, один из сыновей Джона Гонта Ланкастерского, рожденных от внебрачной связи с Кэтрин Суинфорд. Проще говоря, единокровный братец покойного короля Генриха