— Упрямый, да? Надеюсь, таким упертым, как Степка, он не вырастет. Вы бы знали! Если ему что втемяшится в голову — пиши пропало. Я помню, Степе было года четыре, мы поехали в Москву. На три дня — прогуляться, отдохнуть, магазины-театры, все такое. В последний день мы пошли в зоопарк. Идем, Степка меня спрашивает: пап, а слона мы увидим? Увидим. А жирафа увидим? Увидим. А льва увидим? Увидим. Приходим. Зоопарк огромный! Мы его истоптали из конца в конец, умаялись, повидали и слона, и жирафа, и суслика. А льва — не видно. Лев ушел спать, где-то за кустами у него лежбище, пещерка, спит лев. Мы с женой говорим Степе: не расстраивайся, мы еще приедем в Москву, в следующий раз ты обязательно льва увидишь! А Степа говорит: нет! Сегодня! Папа, ты обещал. Ладно, мы честно ждем еще два часа до закрытия зоопарка. Этот свинский лев дрых, так на глаза и не показался. Что делать? Нам завтра уезжать из Москвы. Такая ситуация, — развел руками Богдан и замолчал.

По реке проплыл катер с разноцветной стайкой туристов на борту.

Юля не выдержала, прервала мхатовскую паузу:

— И вы уехали?

— Нет! Как тут было уехать, когда Степа на меня сиротскими глазищами смотрит! Я поменял билеты, — буднично, будто бы не рисуясь, ответил Богдан. — На следующий день мы с утра отправились в зоопарк и дежурили у львиного вольера, пока эта зверюга не вышла.

Юля подпрыгнула на скамейке.

— Ух! Какие вы с женой молодцы!

— Не знаю, молодцы мы были или огурцы, — заскромничал Богдан, — а только поволноваться со Степой нам пришлось. Вот, например, был случай. Степочка по дороге из школы набрал опят в центральном парке и сам себе их пожарил. Он уже был самостоятельный шестилетний мужчина, умел обращаться с плитой. Сам себе нажарил грибочков, разогрел картошку, сел за стол. Хорошо, тут моя мать с работы вернулась! Мы тогда все вместе на Таврической жили, у моей мамы. Ну вот, мама взглянула на остаток грибов и обнаружила, что это не опята, а поганки. Когда она это нам вечером рассказала, у меня прямо холод по спине прошел. Приди она на полчаса позже…

— Боже мой!

— Впрочем, это еще цветочки были. Был период, когда я чуть не поседел из-за этого мальчика. По ночам зубами скрежетал во сне.

— А что такое было? — заволновалась Юля.

— Его во втором классе хотели выгнать из школы. Мальчик просто перестал учиться. Когда его вызывали к доске — он молчал. Молчал, как партизан на допросе. — Богдан начал рассказывать и почувствовал, как в груди сжался комок. — Дома то же. Что тебе задали? Молчит. Звоню родителям его друга. Ага, вот что задали. Ну, простейшая задачка, вроде «два на три умножить». Ты понимаешь, как ее решить? Молчит. Хорошо, а сколько будет, если к двум прибавить три? Молчит и качает головой: не знаю. На все вопросы — не знаю, не понимаю, не могу. В первом классе-то у них, у шестилеток, особых заданий не было. Прописи писали, пели, рисовали — вопрос об ай-кью не возникал. А во втором — возник. Жили мы жили и вдруг обнаружили, что у нас сын — дурак, — со смешком сказал Богдан.

— Как же — дурак? — тихо переспросила невестка.

— Совершенно серьезно. Его учительница мне на полном серьезе сообщила: у вашего Степы задержка развития, он в общей школе учиться не может. Придется переводить его в школу коррекции. Понимаете, что это? Школа для дебилов. Я как услышал…

О, разговор с училкой был из таких разговоров, какие врагу не пожелаешь! Вспомнив его, Богдан понял, что его до сих пор — двадцать с лишним лет спустя! — потряхивает от гнусных слов педагогической грымзы. Он отвернулся, изучая уличный фонарь «под старину», с розоватыми стеклами, будто не было ничего интересней.

— Я не знала, что Степа учился в школе коррекции…

— Разумеется, нет! — вскинулся Богдан. — Разумеется, я этой тетке не поверил. Не в кого Степе быть идиотом. У меня с мозгами все слава богу, отец — Степкин дед — гроссмейстером был. Алена, мать Степы, она на первый взгляд была блондинка блондинкой, как из анекдота, но на самом деле не глупа.

— Умные родители не всегда гарантируют… — зачем-то влезла невестка.

— Ой, не надо! — отмахнулся Богдан. — Короче, начал я Степу воспитывать. Степочка, сделай усилие, постарайся. Если не будешь стараться, говорю, выгонят из школы. Выгонят из школы — не поступишь в институт. Без института никакую хорошую работу тебе не дадут, придется дворником быть. В таком вот духе я его наставляю… Ох, смешно! Ведь это был девяносто третий год! Люди с тремя классами образования ставили палатку с жвачкой и зарабатывали такие бешеные тыщи, которые мне, кандидату наук, и не снились. Кто бы знал, что я сам через полгода брошу КБ и поеду в Москву!..

— Неужели ставить палатку с жвачкой? — дерзко пискнула Юля.

— Неважно. Так вот, прогоняю я бодягу про дворника вечер за вечером. Однажды прихожу с работы — и вижу Степу во дворе. Метет двор метлой, окурки и прочее дерьмо из газона выбирает, — рассказывал Богдан с улыбочкой горьче стухшей редьки. — А наша дворничиха сидит на скамейке с бабами и ля-ля, ля-ля. Я на это посмотрел минут десять, пока не закипел. Подошел к Степе, спрашиваю: ты что делаешь?! Он мне отвечает: я привыкаю. Я же дворником буду. Тетя Люда (это дворничиха наша) говорит, у меня все получается. Не надо ждать, папа, пока я вырасту. Давай я сейчас уйду из школы и буду дворником… Представляете?! — воздел руки Богдан.

Невестка хмуро царапала ногтем отслоившуюся краску на скамейке. Наконец она подняла глаза.

— Вы были к нему жестоки.

— Я? — закричал Богдан. — Да я в лепешку был готов расшибиться, лишь бы у него мозги заработали!

— Он стал к метле привыкать, потому что вы…

— Ох, ну надо же! А вам все лучше известно! — перебил Богдан. — Вы послушайте, я еще историю не досказал…

— Я не знаю, хочу ли я это слушать, — прервала его невестка с дрожью в голосе, — слушать, как вы бедного Степу… Нет, хорошо, я не буду судить, тут нельзя торопиться. Но вы хоть знаете, что эти «задержки развития» в большинстве случаев без причины не бывают, надо разбираться, что есть специалисты, которые выправляют?.. Я буквально позавчера читала большой пост на фейсбуке, коррекционный психолог писал…

— Что? На фейсбуке читали? — вскричал Богдан.

Он не предполагал, что невестка так его разозлит. Разошлась мышь, осмелела!

— Знаете, что такое фейсбук? Это согласное гуденье насекомых. Каждый свое пиликает и воображает себя ровней Декарту. А по сути, это — ж-ж-ж-ж. Пчелки прилетели пожужжать вместе с большим роем. Ж-ж-ж.

— Нет, простите, не могу с вами… — начала было Юля, но тут ее снова перебили.

— Извините ради бога! — запыхавшись, ляпнул молодой брюнет в бордовой куртке с эмблемой «Дворянского гнезда».

Внешность у него была смазливая, итальянистая, а еще — отягощенная желчностью, нервами и рефлексией, отчего брюнетик, плюхнувший большущую термосумку на скамейку, выглядел человеком не на своем месте, не на том месте, где надо приветливо улыбаться во все тридцать зубов.