– О-о-ой, – охнул он подозрительно знакомым голосом и сел на пол, потирая ушибленный затылок.

Майя снова замахнулась, и он выставил вперед руку:

– Да погоди ты, сумасшедшая.

– Артем? – наконец узнала она.

Покореженная лампа включаться отказалась, и объясняться им пришлось в мерцающей южной темноте.

– Ты как сюда пробрался? – спросила она.

– Я же тебе говорил, что я Бэтмен, – пошутил он, все еще потирая голову. – Между прочим, ты меня прилично приложила.

– Ты же супергерой, ты должен быть неуязвим, – засмеялась она. – Ну-ка, дай посмотрю.

Он придвинулся ближе, и Майя погрузила пальцы в его жесткие, покалывающие кожу волосы, пытаясь нащупать, есть ли рана. Губы Артема почти касались ее ключицы, горячее дыхание билось на ее шее.

– Зачем ты забрался ко мне? – спросила она почему-то шепотом.

– Ты сама знаешь зачем, – так же тихо ответил он и поцеловал ее в шею.

Осторожно освободив ее от шелковой ночной сорочки, Артем долго и нежно ласкал все ее тело. Поначалу Майе было страшно, она стыдилась своей наготы. Но постепенно, под его прикосновениями, стыд ушел, и она сама уже жаждала еще большего обнажения, еще более тесного слияния с Артемом.

Голова у нее кружилась, в горле пересохло. Она мигом забыла и неприступного Корабельщикова, и мерзкие, подрагивающие пальцы Войцеховского. Казалось, ничего никогда не происходило в ее жизни ранее, будто бы она родилась в эту самую ночь, вынырнула из звездной бездны только для того, чтобы предаваться любви с этим юным и гибким прекрасным принцем.

Он прижимался лицом к ее животу, щекотал ресницами влажную кожу. Руки его скользили по ее телу сначала осторожно, робко, потом все более уверенно и жадно. И Майя глухо застонала, впившись зубами в его плечо.

Остаток съемочных дней они не расставались. Майе было легко и спокойно с Артемом: дни были насыщенными, ночи жаркими, и желать она могла только одного – чтобы экспедиция не заканчивалась никогда.

Но вскоре съемки закончились, и группа вернулась в Москву. Город был заметен снегом, дома стояли стылые, в бахроме звенящих на ветру сосулек. Люди ходили хмурые, с суровыми, обветренными лицами, в надвинутых на глаза шапках. Майя страшилась первое время, что случившееся с ней на морском берегу чудо скроется здесь под колючим сугробом, что вся эта их с Артемом смешная, полудетская, пронзительная нежность вымерзнет здесь, не оставив после себя и следа.

Но оказалось, что Артем в Москве ничем не отличался от Артема на Африканском побережье. Он был все так же внимателен к ней, смешил ее, баловал, удивлял. Умудрился втереться в доверие к подозрительной Майкиной матери. Спустя всего две недели Майя переехала в его маленькую квартиру, расположенную где-то в Медведково.

Ей нравилось играть в хозяйку: наводить уют в полузаброшенном жилище, покупать шторы, выбирать мебель, неумело пытаться готовить любимому ужин. Иногда, валяясь с Артемом в обнимку на диване, бессмысленно глядя в телевизор, она думала, что, может быть, ничего другого ей в жизни и не надо. Может быть, все ее мечты и амбиции были просто детской блажью. Зачем ей это – сцена, стрекот кинокамеры? Может быть, вот так и провести всю жизнь – на диване, в обнимку, жадно вдыхая запах любимого человека, спрятавшись в тепле от стылой полутьмы за окном?

Артем, кажется, разделял эти ее мысли.

– Давай никогда не расставаться? – полушутливо говорил он.

– А если тебя вызовут на съемки?

– А я откажусь. Или скажу, что поеду вместе с женой.

– Ого, уже и с женой? И давно ты женат?

– Уже два месяца, – посмеивался он, приподнимая ее волосы и дотрагиваясь губами до шеи.

Майя чувствовала внутренний разлад, не понимала, в какую сторону ей двигаться дальше. В кино ее пока больше не приглашали, с театром отношения были разорваны. До вступительных экзаменов в институт оставалась еще пара месяцев. Но Майя больше не была уверена, что ей следует туда поступать. Может быть, ей нужно плюнуть на все, быть верной женой Артему, который так любит ее, заниматься домом и семьей, не мечтая больше ни о каких заоблачных вершинах?

На Восьмое марта Артем подарил Майе билеты в театр.

– Ты же у меня тонкая натура, – объяснил он. – Не могу ж я тебе гель для душа подарить. А тут – типа искусство.

Майя смотрела на билеты так, будто увидела перед собой привидение. Сам того не ведая, Артем вручил ей билеты на спектакль того театра, в котором она так недолго проработала. Она никогда не рассказывала ему об этом, отшучиваясь, что в кино попала случайно, с улицы.

Решив не признаваться в своем провале и сейчас, Майя поблагодарила Артема за билеты и, как следует нарядившись, отправилась вместе с ним на премьеру.

Когда на сцену вышел Корабельщиков, Майя вздрогнула, хотя и пыталась внутренне подготовиться к тому, что увидит его. Корабельщиков снова играл доктора Астрова – ту роль, в которой Майя разглядела его впервые, безнадежно влюбившись в его талант. Но в этот раз магия не окутывала ее. Интонации Виктора казались наигранными, голос – манерно-обиженным. Майя пыталась возродить в душе то первое восторженное ощущение от его игры, но ничего не получалось.

– Но нет у меня впереди огонька, – безжизненным голосом произнес доктор Астров.

– Смотри-ка, нет у него огонька, – развеселился Артем. – Да не трынди, драный педик, все у тебя есть. Особенно в одном месте.

– Разве он педик? – изумилась Майя.

– Конечно, это всем известно, – пожал плечами Артем. – Я с ним однажды на съемках пересекся, дублировал его. Так это чмо достало – всю дорогу меня клеило.

Майя, отвернувшись от Артема, пыталась справиться с охватившими ее чувствами. Выходит, весь ее вымученный, ненормальный, богемный роман был просто выдуман ею. На самом деле Корабельщиков никогда не испытывал к ней никаких чувств, может быть, даже тяготился ее присутствием в своей жизни, мечтая о совсем других эротических объектах. Ее скрутило от отвращения, она едва досидела до конца спектакля, чтобы не обижать Артема, так гордившегося своим «возвышенным» подарком. Майе после омерзительного открытия Артем теперь казался еще более привлекательным, мужественным, надежным.

Зрители расходились, шумно обсуждая спектакль. Артем и Майя неторопливо брели по улице. Проходили мимо желтых и голубых особнячков девятнадцатого века, с высокими окнами и деревянными кружевами под крышей. Кругом переливалось и сияло множество пестрых, разноцветных реклам. Задребезжала на ветру изломанная жестяная водосточная труба. Под ногами потрескивали прихваченные к вечеру льдом лужи.

Майя вдруг остановилась.

– Ты чего? – обернулся к ней Артем.

По лицу его бежали размытые блики от светящейся прямо над их головами вывески кафе.

– Давай поженимся! – выпалила Майя.