Но весной, когда он вернулся из-под Ирпеня, все изменилось. Теперь, закрывая глаза, Галицкий всякий раз видел пологий берег реки, шоссе с редкими автомобилями вдали и высокие старые сосны, поднявшиеся над густо темнеющим подлеском. Он начал прикидывать на бумаге, какие деревья и где он посадил бы на своем участке, но быстро понял, что и тут, должно быть, есть своя наука. Если что-то делать по-настоящему, то делать нужно один раз и потом уже не менять ничего. Галицкий не хотел выглядеть неумелым дилетантом, поэтому он достал старую картотеку и, пересмотрев ее, выбрал несколько человек. Впервые ему понадобилась книга. Он еще не знал, какая именно, что-нибудь о парках, но не учебник для школяров, не методичка «Зеленстроя». Галицкий искал книгу, конгениальную его замыслу. Ему не просто предстояло вписать в неброский ирпенский пейзаж скромный участок на краю леса, но сделать это так, чтобы даже случайный гость, выйдя на его веранду, вдруг ощутил легкий сквозняк, дуновение свежего ветра из других садов, принадлежавших другим временам. Благородные тени Потсдама и Шенборна мечтал увидеть Галицкий из окна своего еще не построенного дома.

Конечно, старые информаторы переполошились – звонков от него не было уже несколько лет. К тому же, подполковник, которого они по давней привычке называли товарищем майором, не мог объяснить толком, что ему нужно, – ни названия книги, ни автора он не знал. А их, между тем, одолевал ужас от звука его голоса в трубке, от того, что о них не забыли, помнят, а значит, держат имена в каких-то тайных, черных списках. Его звонок напоминал о том, что они старательно забывали, изо всех сил вытесняли за пределы круга обычных своих мыслей. И пока Галицкий говорил о садах, о стиле, о традиции, его собеседники слышали лишь тяжелые глухие удары и мерзкий скрип маховиков судьбы. Потом они что-то мямлили, жевали слова, обещали поискать нужную книгу, но от отчаянья и тоски даже самые умеренные начинали пить и пили неделями, стараясь забыть и о нем, и о его звонке. Один лишь Жорик, оперативный псевдоним «Джон», спокойно выслушав Галицкого, попросил сорок восемь часов на поиски, но уже день спустя продиктовал телефон и адрес букиниста Малевича, который взялся найти любую книгу, если она есть в Киеве.

Галицкий оказался неплохим, хотя и утомительным покупателем. Бегло просмотрев книги, выложенные на журнальном столике, он брал сразу все, словно в прихожей уже сопели и сдержанно кашляли конкуренты, готовые подхватить и унести незамеченный им том. А потом не спеша, в присутствии продавца, разглядывал каждую и объяснял, почему именно эта ему не подходит. Малевич довольно быстро понял, что никогда не найдет книгу, нужную Галицкому, если попытается следовать его невнятным пожеланиям, и только метод ковровых бомбардировок может привести к случайному попаданию, поэтому бомбил Галицкого от души, не щадя его денег. Рядом с трудами о парках и садах Малевич выкладывал книги по искусству, дошло даже до «Альбома архитектурных стилей» Брунова и дрезденского издания «Kunst und Umwelt» датского коммуниста Броби-Йохансена. Галицкий поглощал все, что предлагал ему букинист, но по-прежнему ждал появления Главной Книги. Аккуратный Малевич записывал его покупки в толстую общую тетрадь. Список растянулся на несколько страниц, первая из них выглядела так:

М. Волошин и др. Алупкинский парк в Крыму;

Плиний Младший. Описание вилл в Лаврентинуме и Тускулумуе;

Игорь Эльстингерян. Защита яблоневых садов до цветения;

А. Рогаченко. Уманское чудо;

Ксенофонт Афинский. Сократические сочинения;

Гийом де Лоррис, Жан де Мен. Роман о Розе;

З. Клименко и др. Розы;

Н. Семенникова. Летний сад;

Людовик XIV. Как показывать Версальские сады;

Шарль Перро. Версальский лабиринт;

A. Колесников. Декоративная дендрология;

Указатель Павловска и его достопримечательностей;

Фрэнсис Бэкон. О садах.

Т. Гузенко и др. Декоративное садоводство и садово-парковое строительство.

Варрон. О сельском хозяйстве;

Игорь Эльстингерян. Защита садов от цветения до созревания;

Эрнст Юнгер. Сады и дороги;

Вахтанг Орбелиани. Повесть о Петергофе, или О парках, садах и дворцах государевых, кои я лицезрел и описал;

B. Иващенко. Исторический очерк Умани и Царицына сада (Софиевки);

Джон Мильтон. Потерянный Рай;

Иван Гройсентрандт. Сады и время;

Клод-Анри Ватле. Опыт о садах;

А. Лаптев и др. Справочник работника зеленого строительства; Федор Глинка. Письма о Павловске;

Александр Чаянов. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии;

Вирджиния Вульф. Сады Кью;

Дмитрий Лихачев. Поэзия садов;

Г. Маргайлик. Справочник озеленителя;

Шарль Бодлер. Цветы Зла;

Сергей Засадин. Сады в искусстве Серебряного века…

Покончив с торговыми делами, они пили «Слънчев Бряг», иногда в компании Жорика, но чаще вдвоем. Говорили о книгах, говорили об архитектуре, причем Малевич больше молчал, не забывая, кто его собеседник, зато Галицкий безостановочно трубил последним осенним журавлем. Все, что за три недели он успел понять о стилях в искусстве и архитектуре, Галицкий спешил рассказать Малевичу, и тот слушал подполковника внимательно и терпеливо, словно не занимался этим всю жизнь. Пролистав десяток изданий, Галицкий вдруг увидел, что Комсомольский уродлив, а жить в пятиэтажках нищенской четыреста восьмидесятой серии для советского человека оскорбительно.

– Зато тут много зелени и микрорайоны удобно спланированы, – тихо вздыхал Малевич, отстаивая достоинства Комсомольского массива. Он-то как раз привык к роли обвинителя и в настоящих спорах запросто сокрушал аргументы защиты, к которым сейчас вынужденно прибегал.

– Что называете вы современной архитектурой, – захлебывался патетикой подполковник КГБ, – где она? Укажите мне хоть один образец! Яркой! Выразительной! Свободной!

«Где я возьму тебе свободную архитектуру? Сами же добили ее остатки в шестидесятых», – злился, но молчал изо всех сил Малевич.

Появление на журнальном столике «Садов и парков» Курбатова избавило наконец его и от приятных бесед, и от непривычной роли охранителя. Галицкий мгновенно заметил книгу и поспешно выдернул ее из стопки.

– Сто пятьдесят? – не поверил он, услышав цену. – Ничего себе! Сбрось, Виталий, не жадничай!

– Книга не моя, – развел руками Малевич, – а хозяину очень нужны деньги. Иначе он ее вообще продавать бы не стал.

– Сбрось хотя бы десятку, последний рубль ведь забираешь. Сто сорок, а?

– Не могу, – печально покачал головой букинист, и было видно, что если бы он мог, то уже, верно, уступил бы. – Иначе самому доплачивать придется.