Мы с Джером ударили одновременно. Огненный вихрь и ледяной шквал сплелись вместе, обрушиваясь всей своей мощью на чудовище.

Оно устояло. Зашипело, попятилось, разбрызгивая в стороны черную жижу, но взгляд с Ксанки не спустило.

Следующий выпад. И снова в сторону девушки. Нас тварь будто не замечала, отмахивалась как от назойливых комаров, хотя огонь и лед разрывали ее тело. Она с какой-то безумной одержимостью бросалась именно на Ксану, пытаясь зацепить длинной когтистой лапой. Улучив миг, когда чудище готовилось к очередному броску, я бесцеремонно затолкал девушку себе за спину и укрыл огненным пологом. Надо же! Даже сопротивляться не стала! Видать сильно испугалась.

— Ты смотри, — прокричал Джер, вновь поражая цель ледяными иглами, — она восстанавливается!

Чудовищные раны, из которых хлестала черная зловонная кровь, затягивались прямо на глазах. Спустя мгновение матка стояла перед нами целая, невредимая и очень злая.

Она снова бросилась вперед, в этот раз с утробным рычанием, переходящим в потусторонний визг. Коконы на потолке заволновались, задрожали в такт страшным звукам.

Я снова ее жег, а Джер замораживал. Огненный шторм, жидкая лава, веер из ледяных ножей — все бесполезно. На месте замороженной и разбитой конечности отрастала новая. Там, где выгорали шмотки черного мяса, тут же появлялось свежее. Вместо отсеченной головы вытягивалась другая, еще более уродливая чем прежде.

Бесконечный бой. Беспросветный. Эта тварь восстанавливалась быстрее, чем мы ее уничтожали. Я не понимал, как такое могло быть. Просто не понимал.

И тут моей спины чьи-то руки. Обернувшись через плечо, я увидел Ксану. Она стояла сразу за мной и едва дышала.

— Отойди! Обратно! Под щит! — прокричал я, снова оборачиваясь к беснующемуся чудовищу.

Ксана не ушла. Вместо этого подступила еще ближе и обняла. Руками мою талию обвила и носом в спину уткнулась, так что я чувствовал ее теплое дыхание.

Что за неуместные приступы нежности? Попытался высвободиться, но она вцепилась, как клещ.

Вот зараза!

Я раздраженно метнул огненный шар в тварь. И неожиданно для меня самого полыхнуло зеленью.

Сгусток яркого-зеленого, словно весенняя трава, огня угодил ей прямо в грудь, моментально прожигая насквозь.

Матка заголосила, издавая чудовищный вопль, полный боли. И страха.

Ксана прижалась ко мне еще сильнее. Казалось, что у нас одно сердце на двоих. Гудело, билось в каждой клеточке.

Из оплавленной дыры на пол лились полыхающие ошметки. Матка стала отступать, но Джер тут же поймал ее в ледяную ловушку, не позволив сбежать, а я снова ударил. И снова зеленое пламя разорвало затхлый мрак.

Черное пузо всколыхнулось и лопнуло, как перезревший помидор. Недозревшие яйца скукоживались, трескались, выплескивая свое уродливое содержимое.

Тварь забилась. Зеленое пламя ее убивало. Не знаю каким образом, но Ксана дала мне оружие против этой нечисти.

Я палил не жалея, не останавливаясь, до тех пор, пока от порождения тьмы ничего не осталось, кроме кучи хлюпающих ошметков.

***

Когда с маткой было покончено, Ксана отпустила меня и отошла в сторону.

— Как ты…

Я не успел договорить, как один с коконов треснул, и на пол выплеснулось его темное содержимое, сначала уродливой кляксой, потом принимая знакомые очертания. Мильган.

Из самых маленьких коконов вылуплялись мильганы, что же тогда в больших? Прядильщики? Или кто-то пострашнее?

— Не трать время на вопросы, — Ксана кивком указала на тварь, — у вас есть дело поважнее.

Надо же какая. Еще и распоряжения отдает!

Хотя она права. Проще выжечь все коконы, пока они еще спят, чем потом воевать с проклюнувшимися тварями. Джер уже морозил, разбивая одно за другим, я тоже к нему присоединился. Мой огонь перестал быть зеленым, лишь изредка проскакивали изумрудные языки, озаряя все яркими всполохами, а я никак не мог отделаться от ощущения, что чего-то не хватает.

— Вон там еще висят, — ледяной указал куда-то в сторону, — штук десять, наверное.

Мы направились туда. Потом к следующей грозди, и так дальше по кругу. В склепе воняло паленой тухлятиной так сильно, что уже начало щипать глаза и першить в горле. Как в старые добрые времена, когда у барьера приходилось зачищать подземные гроты. Ненавижу этот запах.

Обратно мы вернулись, когда с коконами было покончено. Меня мотало, будто я был пьян. То ли от того, что резерв снова выпотрошил, так толком и не восстановившись после прошлого раза, то ли от того, что Ксана влила в меня какую-то непонятную магию, когда заставила огонь позеленеть.

Так или иначе, но я устал. Смертельно. Джера тоже поматывало из стороны в сторону. Повторная зачистка этого проклято подземелья далась нам непросто.

— Будто снова на службе оказались, — хмыкнул он, осматривая то, что осталось от уродливых зародышей.

— Один в один, — я усмехнулся, — вроде все. Пора возвращаться. Где Ксанка?

Действительно, где она? Тут же стояла, рядышком.

Обернувшись, я заметил ее рядом с черной лужей на полу.

— Эй! — заорал во весь голос, когда заметил, как она руку тянет, — не тронь!

Ксана замерла, медленно подняла голову и посмотрела на меня. Я не помнил, какие глаза у нее были до этого, но сейчас они светились нестерпимой зеленью.

— Не смей! — снова окликнул, когда увидел, как она опускается на колени рядом с трепещущим, пока еще закрытым, проходом. — это опасно!

Она никак не отреагировала, на мое предупреждение.

Прикоснулась.

Черная, липкая, как мазут жижа, тотчас обвила ее запястье и дернула на себя. Ксана едва не повалилась ничком в черноту, но удержалась.

Дура! Засосёт ведь!

Снова рывок, и рука ушла в темноту почти по локоть.

Я со всех ног бросился к ней, но не добежал. С размаху налетел на невидимую преграду.

— Что ты творишь? — от злости кулаком ударил по прозрачной стене, и в сторону пошли зеленые разводы, как круги по воде, от брошенного камня.

— Ксана!

Она глянула на меня снова. Чуть насмешливо, даже ласково.

А потом запела.

Это даже не песня. Мотив, напеваемый сквозь стиснутые зубы.

Без слов. Но от этих звуков внутри узлом все стянусь.

Будто голоса звериные, тихие, мелодичные, отзывающиеся в каждой клеточке, вытаскивающие на поверхность то, что скрыто — дикое, первобытное, кристально чистое в своей ярости.

Я не мог пошевелиться. Только глаза скосил в сторону, на Джера. Он тоже стоял, как истукан возле невидимой стены. Смотрел. Слушал.