Маленькие Дилли и Джейми пришли в восторг от её шалости, но тут в зал вошли иностранцы и встали рядом со мной, внимательно разглядывая мнимую восковую фигуру.

— Пап, а кто это? — многозначительно осведомилась Дилли, явно рассчитывая рассмешить маму.

— О, ты её прекрасно знаешь, дорогая. Это принцесса Рита. Из «Лейксайд» в Турроке[13].

Выражение лица Мадлен не изменилось ни на йоту, хотя я знал, что внутри она уже хихикает.

— Простите, а какое отношение она имеет к королеве? — поинтересовалась американка, внимательно изучая скульптуру.

— Принцесса Рита? О, она имеет отношение не к самой королеве. Рита — незаконнорожденное дитя герцога Эдинбургского и, э-э, Элеанор Ригби, — пояснил я, и Джейми сдавленно закашлялся.

— Элеанор Ригби? Как в песне «Битлз»?

— Точно. Именно поэтому она и стоит в отдалении — герцог не захотел расстаться с королевой ради неё. Не смог платить алименты.

— Надо же, ничего не знала об этом — как интересно! Благодарю вас.

Они уже уходили, когда их дочь пронзительно взвизгнула.

— Папа! Папа! Принцесса Рита мне подмигнула!

— Успокойся, дорогая, — тебе показалось.

— Клянусь, это правда! Я на неё посмотрела, а она подмигнула. Она оживает, пап! Восковые фигуры могут оживать!

Мэдди сунула винные бокалы в посудомоечную машину и погасила в кухне свет.

— Когда ты перестала делать глупости? — спросил я.

— Глупости?

— Ну да — изображать статую в Музее мадам Тюссо, делать объявления в поезде. Мы вечно смеялись над твоими безрассудными выходками, но потом они отчего-то иссякли.

— Да так… — пожала она плечами. — Люди меняются, верно? Думаю, жизнь в конце концов выколачивает из нас всю радость.

Я лежал в тёмной гостевой комнате, размышляя над словами Мэдди, и вспоминал, как в последний раз видел отца, ещё цеплявшегося за жизнь, но уже превратившегося в тень человека с фотографий. Неужели вот так и умирают люди? Постепенно? Да, его жизнь закончилась сегодня, но папа медленно умирал несколько месяцев. Дух Мадлен начал угасать с тех пор, как наш брак дал трещину; с каждой обидой и разочарованием в каждом из нас умирала какая-то часть.

Нежный сладковатый запах бывшей детской Дилли и Джейми словно вернул меня в те времена, когда дети были совсем крошками. Светящиеся звездочки сияли с потолка, куда их много лет назад прилепил молодой счастливый отец. Я любовался рукотворными созвездиями и думал, сколько же лет потребовалось, чтобы свет этих звёзд достиг меня сегодняшнего; казалось, прошли века между тем, как я прикреплял их для своего новорожденного сына, и нынешней одинокой ночью, когда под их слегка померкшим сиянием я ночую в комнате для гостей в своём собственном доме.

Мэдди пришла в восторг, увидев, что я придумал для малыша, а я гордо демонстрировал ещё и маленький месяц, и крошечный космический корабль. Потом мы вместе смеялись, когда я сознался, что сначала хотел воспроизвести знаменитые созвездия, но запутался и просто налепил звездочки как попало. «Вон там звезды изображают Большую Медведицу. Только не созвездие, а паб на Вордсворт-роуд».

А несколько лет спустя Дилли была совершенно очарована, когда однажды зимним вечером я показал ей настоящие звезды, а потом мы валялись на кровати в темноте, шептались и тыкали пальцами в волшебные огоньки на потолке.

Настоящий эмоциональный гейзер вскипал в душе. Горло сжалось, глаза сами собой наполнились слезами. Сколько всего потеряно, сколько чудных моментов утрачено навеки. Я представил старика, которого видел только на больничной койке, его помутневший взгляд, морщинистую шею. Вспомнил, как Дилли и Джейми приходили к нему и как обнимали на прощанье, понимая, что дедушка скоро умрёт.

Я рыдал в голос от невыносимой печали — от чувства полной утраты: ушедшее без следа детство, воспоминания о котором уже невозможно восстановить; семья, которую я воспринимал как должное, а теперь понял, что у меня её никогда больше не будет. Потом взял себя в руки, вытер слёзы о подушку. Но следом накрыла новая волна, и я вновь плакал, отвернувшись лицом к стене, словно стыдился сам себя. А когда наконец успокоился, услышал, как по другую сторону стены рыдает Мадлен.

Утром я долго и крепко обнимал дочь, пока она оплакивала своего дедушку. Все эмоции Дилли можно в прямом смысле слова прочесть на её рукаве — достаточно посмотреть на количество соплей, которые она вытирала своим кардиганом. Её брат, напротив, изображал юного стоика, но тоже разревелся, когда я попросил его обнять папу. Мэдди не смогла сдержаться, видя, как мы с детьми стоим, обнявшись, в большой кухне, где они когда-то учились ползать, потом ходить, говорить, читать и вот сейчас — горевать. К группе обнимающихся присоединился и взволнованный пёс. Подпрыгнув, он обхватил передними лапами мою ногу и принялся тереться об нее.

— Как это мудро с твоей стороны, Вуди, — пробормотал я, чуть отодвигаясь от детей. — Ты догадался, что именно сейчас папе больше всего не хватает, чтобы золотистый ретривер самоудовлетворялся посредством его ноги. (Плач мгновенно сменился смехом.) Может, тебе заглянуть на похороны и проделать то же самое с кем-нибудь из дедушкиных сослуживцев?

Дети плавно перешли от печали по деду к поеданию хлопьев перед телевизором, а мы с Мэдди занялись уборкой кухни. Удивительно, но в любых обстоятельствах находится место будничной работе. На телефон Мэдди пришло сообщение с демонстративно забавной мелодией — ну ясно, это что-то трагическое.

— А… угу…

— Что там?

— Да так, неважно…

— Ральф?

— Да, но… он просто говорит, что сочувствует тебе.

— Угу.

— Говорит, несколько лет назад он тоже потерял отца, так что понимает, каково тебе сейчас.

— Очень сомневаюсь.

— Прости, мне не следовало о нём упоминать.

Я молча протирал стол, разве только чуточку энергично.

— Всё в порядке, я не рассчитываю, что он тебе понравится.

— Отчего же, он славный, — пробурчал я.

— Я правда не против, чтобы вы с ним спорили.

— Ладно. Я просто подумал, что он не слишком «самостоятельный», вот и всё.

— Не слишком «самостоятельный»? О чём это ты?

— Он столкнулся с человеком, который первым понимает проблему.

Мэдди умолкла, озадаченная, потом её осенило и она весело рассмеялась.

— Это потому, что он указал тебе на трудности со строительством грандиозной плотины? Он не слишком «самостоятелен», поскольку полагает, что Италии, Израилю, Франции, России и всем остальным трудно будет договориться относительно проекта Вогана?