что не мог. Почему? Совсем не было возможностей?

Абиссинец смотрел ему прямо в глаза:

— Нет!!!

— Почему?!

— …Они забрали мою дочь…

— Что?

Абиссинец скривился, будто от боли.

— Да! Я говорил. За нами следили. Те, кто это делал, наверняка не знали всего, но… у них имелся приказ — в случае подозрений общения с посторонними на запретные темы или передачи документов или данных на внешние источники ликвидировать опасность, в том числе людей. Мне же уделялось больше внимания из-за того, что я являлся координатором группы. А, значит, отвечал и за безопасность, и за неразглашение. Одна моя ошибка означала смерть для них всех. Они были моими людьми. Именно я отвечал за них и их родных. В самом начале второго эксперимента, я пытался навести справки. Меня выворачивало от одного вида того дома и хотелось предпринять уже хоть что-то. Моя жена была тогда беременна. Позже я узнал, что в роддоме ребенка украли. Она проснулась, а ее нет. Понимаете?! А мне осторожно намекнули на мое расследование. Я до сих пор не знаю, жива ли моя дочь… Мне не оставили и шанса выбраться оттуда. Не имело смысла об этом даже нигде упоминать, в лучшем случае, я окончил бы свои дни в психушке, так ничего и не выяснив. Далматинец к тому времени твердо встал на ноги, и ему помогали. В тот день я умер вместе со своей дочерью. Моя жена… Моя жена умерла через два года от инсульта. Но я не уверен, так написали в справке о смерти. Она так и не простила меня… Я умирал дважды с моими родными, но в отличие от них мое сердце почему-то продолжает биться, и дышать совсем не больно, хотя кажется, что вот-вот и задохнешься, все еще…

Не в силах продолжать мужчина опустился на стул и закрыл лицо ладонями.

Единорог опустил ладонь на его плечо:

— Прости, не нужно больше говорить. Мы пойдем, приди в себя. Мы понимаем тебя. Ты спас нас, благодаря тебе мы здесь. Мне трудно понять твои чувства, у меня не было семьи. Но, если дали бы возможность, я не отказался бы от такого брата. Тогда тебе не оставили выбора, но сейчас появился шанс его сделать. Как ты решишь, так и поступим. Самуил.

— Идем.

Они вышли в коридор и отчетливо услышали, как лидер бьет кулаком в стену. Единорог подтолкнул Самуила вперед, когда тот дернулся в сторону двери.

— Все нормально, идем.

— Каким боком здесь Далматинец? Как он смог вообще такое провернуть?

Единорог усмехнулся:

— Поэтому ты всегда проигрываешь мне.

— Эй!

— Кирин и Дракон. Чьи они дети?

— Далматинца.

— Кирин и Дракон. Кто они?

— Кандидаты.

— Кирин и Дракон. — Единорог многозначительно посмотрел на Самуила. — Ну?

— Он им не отец.

— Это и ежу понятно. Почему он зовет себя их родителем?

— Он — приемный отец?

Заместитель достал нож. Самуил с улыбкой отступил на шаг назад.

— Ладно-ладно. Он — тот ученый, который издевается над маленькими детьми и заставляет их делать неестественные вещи?

— Да.

— Значит, Абиссин работал с ним в одной группе, а потом этот придурок что-то там у себя нафантазировал, и — БАМ! — у него получились супергерои.

— Типа того.

— После ему пришлось его охранять и… И?

Единорог помотал головой:

— Не знаю, что дальше.

— Но ты же все понял.

— Также, как и ты, болван. Но что же там произошло, что так все повернулось, не знаю. Абиссинец не в себе, нужно подождать.

Самуил обеспокоенно обернулся:

— Первый раз вижу его таким.

— Я тоже. Но ему пришлось многое повидать. Раз нам это и слушать тошно, то представь, как ему. Пойдем, проверим людей.

Бойцы спустились в подвал. Единорог открыл нишу в стене и набрал код. Никто не ответил. После нескольких попыток он мотнул головой Самуилу, и они побежали наверх.

— Что случилось? Не отвечают?

— Нет, как-то неспокойно из-за этого всего. Код знает Абиссинец, подождем наверху.

— Может, выжидают? Им приказали не выходить трое суток. Они же не знают, кто набирает номер. — Самуил схватил Единорога за плечо, пытаясь остановить, не замечая, как от волнения переходит на родной язык. — Подожди! Может, скажешь, зачем мы бежим?

Единорог остановился.

— Так в чем дело? — Парень все еще говорил на корейском.

— Говори по-русски, я тебя не понимаю.

— Я спросил, в чем дело.

— Не могу объяснить, но ты же видел ее. Ни в чем нельзя быть уверенными. После рассказа Абиссинца, я волнуюсь за наших людей. Далматинец не пощадит никого. Пойдем.

— Ага.

Вернувшись на первый этаж, они быстрым шагом проследовали в зеленую комнату. В помещении царил полный разгром.

— Ничего себе, повеселился, ха.

— Куда он пошел?

— Может, у супергероя?

Они снова побежали по коридору и поднялись в жилое крыло. В комнате лидера ничего не изменилось. Максим лежал все в той же позе.

Самуил поднял указательный палец и указал на кровать.

— Смотри, что это?

Из подушки рядом с головой парня торчал нож. Единорог вытащил его и внимательно осмотрел. На клинке он различил мелкую надпись: «Лучшему другу». Видимо, это был подарок.

— Пойдем, найдем его.

Но Абиссинец исчез.

Теперь беспокойство Единорога передалось и Самуилу:

— Чем он думает? Если его выследят, то убьют, не понимает?

Заместитель подбросил вверх нож.

— Думаю, сейчас ему все равно.

— Ему все равно, а мне нет! — Самуил сказал последние слова на родном языке и выругался.

Теперь им действительно оставалось только ждать.

Абиссинец переоделся. Джинсы, темная футболка, ветровка и кепка с длинным козырьком — сейчас он не мог здесь оставаться, его душа рвалась туда, во что бы то ни стало. Было ощущение, что сердце стало невыносимо тяжелым. Таким тяжелым, что могло разорваться в груди на мелкие кусочки, если не пойти.

Мужчина схватился за грудь. Воспоминания нахлынули с такой силой, что невыносимо стало даже дышать. Он задыхался от боли… от счастья… от безысходности… от любви…

— Поздравляю, капитан. У вас родилась дочь.

Человек из управления похлопал его по плечу. Он широко улыбнулся и попросил увольнительную.

— Прости, капитан, сейчас не время. Второй эксперимент требует пристального внимания. К тому же поступила информация… ладно, не бери в голову.

— Но моя жена… только взглянуть и успокоить…

— Не волнуйся. За ней присматривают.

Он опустил голову:

— Да, не сомневаюсь.

— Не раскисай, скоро тебе представится такая возможность. Свободен.

Капитан козырнул и вышел.

Далматинец уже тогда все продумал. Он не собирался делиться секретами и понимал, что пока нужен — его не тронут.

Абиссинец купил билет до конечной станции. Не отличаясь от прохожих, он слился с ними в