Поход Дзаппи, Мариано и Мальмгрена по льдам по сей день остаётся наиболее противоречивой и мрачной частью истории дирижабля «Италия». В самом деле, как могло случиться, что швед, имевший опыт полярных экспедиций, погиб во льдах, тогда как оба южанина были спасены? Однако это несколько поверхностный взгляд на произошедшее у берегов Шпицбергена. Мальмгрен действительно участвовал в экспедиции «Мод», но опыт работы на экспедиционном судне вряд ли мог быть востребован в походе по торосистым дрейфующим льдам. Кроме того, он был слаб здоровьем, плохо экипирован и вдобавок получил травму при падении дирижабля. Всего этого было более чем достаточно, чтобы не выдержать тягот перехода. Бегоунек вспоминает, что Мальмгрен упал ещё на старте под тяжестью рюкзака.

Дзаппи, Мариано и Мальмгрен оставили Красную палатку 30 мая, имея при себе по 18 килограммов продовольствия на человека. По расчётам, они должны были достичь острова Фойн через три недели. Но они оказались в «беличьем колесе» – лёд относил их от цели, и спустя две недели они оказались дальше от острова, чем были изначально. По словам Дзаппи, Мальмгрен отморозил ногу (летом?), больше не мог идти и не хотел быть обузой для товарищей. Дзаппи и Мариано бросили его ещё живым во льдах без провизии и пошли дальше. Дзаппи ещё рассказывал Самойловичу, что Мальмгрен просил убить его топором (огнестрельного оружия у путников не было).

30 июня продукты кончились. Сил у путешественников больше не было – им оставалось просто ждать смерти. 10 июля их заметил экипаж Чухновского, а утром 12-го к льдине подошёл «Красин». Чухновский говорил, что видел на льдине троих, но вполне мог принять разложенные на льду предметы за человека. Киносъёмка с самолёта оказалась низкого качества и тоже не прояснила этот вопрос.

Версия гибели Мальмгрена, изложенная Дзаппи, выглядела весьма подозрительно. Казалось невероятным, что Мальмгрен не передал итальянцам ни писем Бегоунека, ни какой-либо весточки семье, ни письменного свидетельства, которое подтверждало бы его волю умереть и могло бы служить Дзаппи и Мариано оправданием.

«На вопросы о том, что произошло с Мальмгреном, Цаппи отвечал так неохотно и с таким раздражением, что пришлось прекратить расспросы. Мариано же не мог говорить, он метался в сильном жару. Русские только повторяли сведения, которые сообщил им Цаппи сразу же после спасения, в первые минуты охватившей итальянского офицера многоречивости» [9].

Странным было различие в состоянии Мариано и Дзаппи – оно касалось и физической формы, и одежды. Мариано был измождён и полураздет, тогда как Дзаппи неплохо себя чувствовал и был одет в два комплекта одежды – свой и Мальмгрена. Одежду итальянцев подробно описывает Самойлович [108] и даже приводит фотографии в своей книге.[121]

«То обстоятельство, что Цаппи был крепок, здоров, бодр, а Мариано находился при смерти с отмороженными пальцами, приписывалось тому, что Цаппи обижал своего товарища в еде. В данном случае, я передаю только настроение [выделено в оригинале – прим. авт.] своих товарищей, у меня лично нет никаких доказательств, что это было так. С другой стороны, у нашего доктора было впечатление, что Цаппи голодал лишь дней 5, Мариано большее количество времени, – но категорически утверждать он не брался, ибо не знал раньше состояние организмов этих двух людей. Всё это были одни предположения, которые могли казаться вероятными благодаря факту – Цаппи, крепкий, здоровый, был гораздо лучше и теплее одет, чем его умиравший товарищ. Но больше всего впечатления произвела на нас преждевременная смерть Мальмгрена» [108].

Неудивительно, что на этом фоне у многих возникло предположение, что Дзаппи съел Мальмгрена. Самойлович отвергает его по той причине, что есть Мальмгрена просто не было необходимости – на 15-й день похода продуктов было ещё достаточно. Впрочем, всё, что мы знаем о смерти Мальмгрена, мы знаем со слов того же Дзаппи. Пунктуальный во всём Самойлович словно не замечает логической неувязки в собственных словах – представляя читателю самому делать выводы. И хотя он пишет: «Можно ли думать при таких обстоятельствах о каннибализме? Мне кажется, что нет, об этом не может быть и речи», создаётся впечатление, что он хочет сказать прямо противоположное. И снова через несколько страниц акцентирует внимание на физиологических подробностях: «Ему [Дзаппи – прим. авт.] была сделана клизма, и доктор изумлялся обилию вышедшей массы и, наоборот, крайне незначительному её количеству у Мариано». Возможно, предположение о каннибализме зародилось неосторожными словами Дзаппи о том, что ему завещал своё тело Мариано:

«Мариано, потерявший последние силы, предложил мне, чтобы после его смерти я высосал его кровь и съел мясо. Я, естественно, отверг это!..» [цит. по: 9].

Дзаппи вообще не вызывает симпатий – хамит санитару, ухаживающему за ним на «Красине», когда тот называет его «товарищ»[122], отказывается жить в одном помещении со своими недавними товарищами по Красной палатке Чечони и Биаджи, поскольку они являются нижними чинами. Уже на «Красине» Дзаппи, на правах старшего, запретил итальянцам что-либо рассказывать о гибели дирижабля [9].

И Мариано, и Дзаппи были полностью оправданы комиссией, разбиравшей обстоятельства трагедии.

В целом спасательные работы трудно назвать успешными: в результате погибло 9 участников операции[123] – больше, чем в итоге было спасено. Объём работ разрастался как снежный ком – всё больше спасателей постепенно переходило в разряд спасаемых: пропавший экипаж «Латама», Сора и Ван-Донген, Лундборг, совершивший вынужденную посадку на лёд экипаж Чухновского. Группу же из шести итальянцев, пропавших без вести вместе с дирижаблем, практически и не пытались искать. Примерно через 20 минут после падения «Италии» потерпевшие крушение заметили дым на востоке. Именно этот факт стал поводом объявить группу Алессандрини погибшей. Той же позиции придерживался и Дзаппи, настаивая на прекращении работ [108]. Всем было удобно быстрее свернуть спасательную операцию, чтобы избежать новых неприятностей. Кроме того, Муссолини не был заинтересован и дальше акцентировать внимание на провальной экспедиции.