Вопрос, кто уйдет, а кто останется, обсуждался долго и со скандалами. Остаться на льдине означало почти наверняка умереть. Против разделения группы наиболее активно возражали Нобиле и Чечони – что неудивительно, поскольку они не могли передвигаться. Нобиле нехотя согласился отпустить Дзаппи, Мариано и Мальмгрена, но отказался выдать им письменный приказ, так как уходили они добровольно. Оставшиеся на «льдине смерти» передали с ними письма для близких. Уходящие, по-видимому, верили в свою счастливую звезду, по крайней мере, своих писем они на льдине не оставили. Группа под руководством Мариано покинула лагерь поздним вечером 30 мая, через 6 дней после катастрофы.

Поиски пропавшей экспедиции начались сразу, но никто не ожидал, что дирижабль окажется среди ледовых полей. Предполагали, что он столкнулся с горами у северного побережья Шпицбергена. Корабль «Читта ди Милано», с командой в 220 человек, предназначенный для прокладки кабелей, был неспособен работать во льдах, поэтому пришлось арендовать два норвежских деревянных китобойных судна – «Хобби» и «Браганцу». Норвежскую спасательную экспедицию в составе двух гидропланов возглавил Рисер-Ларсен, заместитель Амундсена в перелёте «Норвегии». Параллельно снаряжалась шведская экспедиция на судне «Таня» (поводом для её организации было наличие на борту «Италии» подданного Швеции Ф. Мальмгрена). Шведы также зафрахтовали норвежский китобой «Квест»[110]. Постепенно в районе Шпицбергена разворачивалась грандиозная спасательная операция, которую можно сравнить по масштабу лишь с безрезультатными поисками сэра Джона Франклина в канадской Арктике.

Однако смысл эти поиски обрели лишь после того, как советский радиолюбитель из села Вознесенье-Вохма[111] Николай Шмидт принял сигнал «Италии». Это случилось 3 июня, и уже на следующий день об этом сообщили итальянскому правительству. Только после того, как были установлены три радиостанции и прекращена отправка личных телеграмм, «Читта ди Милано» наконец принял сигнал Нобиле.

Мы привыкли представлять Амундсена образцом полярного исследователя, человеком, способным предусмотреть заранее все возможные риски и трудности. Во многом он сам способствовал созданию такого мифа, подобно другим полярникам, подчёркивая в своих книгах сильные стороны экспедиций и не фиксируя внимание читателя на неудачах[112]. Его путешествие к Южному полюсу действительно стало образцом организации полярных путешествий.

Причины трагической неудачи последнего предприятия Амундсена – полёта гидроплана «Латам-47» – трудно понять без анализа психологического состояния начальника экспедиции. Основываясь на ряде последних интервью Амундсена и воспоминаниях людей из его ближайшего окружения, многие считали, что полярник сознательно искал смерти. Действительно, определённая склонность к саморазрушению прослеживается у Амундсена с самого начала его полярной карьеры. Уместно напомнить, что образцом и вдохновителем для него служил сэр Джон Франклин, прославившийся тем, что в одной экспедиции съел свои ботинки, а в другой – привел к гибели в полярной пустыне два судна и 129 человек. Вот как пишет Амундсен о мотивах, побудивших его выбрать карьеру полярного исследователя:

«…больше всего приковало моё внимание именно описание этих лишений, испытанных Франклином и его спутниками. Во мне загорелось странное стремление претерпеть когда-нибудь такие же страдания. Быть может, во мне заговорил идеализм молодости, часто увлекающий на путь мученичества, и он-то и заставлял меня видеть в самом себе крестоносца в области полярных исследований. Я тоже хотел пострадать за своё дело, – не в знойной пустыне на пути к Иерусалиму, а на ледяном Севере, на пути к широкому познанию доселе неведомой великой пустыни» [5].

В 1918 году во время экспедиции на «Мод» Амундсену едва не представилась возможность встать «на путь мученичества» и «пострадать за своё дело» благодаря белой медведице. В связи с этим событием он приводит крайне любопытное наблюдение над собой:

«Когда я лежал под медведицей, ожидая смерти из всего пережитого передо мною вдруг возникла одна мысль, которую в такую минуту безусловно можно было назвать пустой. А именно – я поставил себе вопрос: сколько головных шпилек сметаются с тротуара Риджент-стрит в Лондоне по утрам в понедельник? Почему такая дурацкая мысль явилась мне в один из самых серьёзных моментов моей жизни, – этот вопрос я предоставляю психологам» [5].

Ответ на этот вопрос заочно дал Зигмунд Фрейд, которого ознакомили с воспоминаниями полярника:

«Можно лишь предположить, что внезапная мысль означала одно: Амундсен откинул всякую надежду на спасение и считает свою жизнь не имеющей ни малейшей ценности»[113].

Отсутствие страха смерти, свойственное Амундсену, стало в поздние годы небрежением к ценности собственной жизни, и жизни вообще.

С течением времени душевный кризис Амундсена углублялся. Началом же его стал остров Мадейра, где Амундсен развернул «Фрам» на юг, предварительно анонсировав поход в Арктику. Чтобы осуществить свою мечту – попасть на Южный полюс, Амундсену пришлось обмануть самого Нансена – человека непререкаемого морального авторитета. Навряд ли Нансен уступил бы судно для похода на юг – у него были свои планы на этот счёт. А вот отдать «Фрам» для научной экспедиции в северные моря, продолжающей дело его жизни, Нансен, после определённых колебаний, согласился. Биограф Амундсена Буманн-Ларсен отмечает, что с этого момента в письмах Амундсена стал появляться своеобразный грамматический дефект – он стал игнорировать правила родного языка. Трудно понять, было это сознательно или нет; биограф склонен считать это необычным проявлением душевного расстройства. Нам, не знающим норвежского, трудно разобраться в ситуации, но можно предположить, что его язык стал напоминать «язык подонков» или «олбанский», которым многие наши соотечественники пользуются в социальных сетях и на интернет-форумах.

После триумфального возвращения с Южного полюса Амундсену пришлось отправиться в Арктику – это его долг, который он должен вернуть, и об этом ему без обиняков напомнил Нансен. Однако неудачи преследуют Амундсена – «Мод» не удаётся повторить дрейф «Фрама», после двух зимовок во льдах судно возвращается в Ном, команда разбегается почти в полном составе, покинувшие «Мод» во время первой зимовки Тессем и Кнудсен гибнут в пути. Амундсен с оставшимися тремя участниками экспедиции всё же выходит в море, однако после ещё одной зимовки и он оставляет «Мод». Судно проводит ещё две зимы в полярных льдах, экспедиция заканчивается лишь в 1925 году, и «Мод» арестовывают сразу по прибытии в порт за долги Амундсена.[114] Справедливости ради нужно заметить, что провальная, с точки зрения заявленной цели, экспедиция, возможно, оказалась наиболее успешным предприятием Амундсена по своим научным результатам.