– Внедриться – это хорошо, – задумчиво пробормоталая. – Ладно, попробую. Умнее все равно ничего не придумаешь. Любымисудьбами найди любовника Ивановой. Если он смылся из города, значит, был повод,наверняка что-то знает. Еще раз поговори с ее мужем. Вдруг были письма сугрозами или странные звонки. Пошли, наконец, человека в Красноярск, пустьпоговорит с людьми, которые знали Серафимович. Дед сказал, у нас широкиеполномочия, учись ими пользоваться. В рамках закона, конечно, который мы оченьуважаем.

– Особенно ты, – съязвил он.

– Особенно я, – ответила я серьезно. – Ладно,будем работать. Если повезет, посадим этого сукина сына, чтоб другим неповаднобыло.

Я поднялась и потопала к двери.

– Будь осторожна, – сказал он мне вслед. –Такие, как Игнатов, ни перед чем не остановятся.

Я кивнула и побрела к своей машине. Артем прав, самомувершить правосудие – вещь опасная, в основном для граждан, которые о твоихпроблемах ни ухом, ни рылом. Погибла женщина, ни за что погибла, и Игнатовдолжен за это ответить. Но при мысли об Игнатове у меня почему-то противнососало под ложечкой.

– Хочу в отпуск, – сказала я, с печалью глядя внебо.

Однако через минуту завела машину и вскоре уже тормозилавозле своего дома. Машина Лукьянова стояла в гараже. Сам он отсутствовал, также, как и Сашка, из чего я сделала вывод, что они пошли гулять. На кухонномстоле красовался экзотический салат из фруктов, креветки, приготовленные вресторане по соседству, и две свечи. Свечи не горели, но зажигалка лежаларядом.

– С ума сойти, – покачала я головой и замерла уокна.

Вскоре показался Лукьянов. Сашку он нес под мышкой, и тотказался абсолютно довольным жизнью. Странное дело. Пес у меня вредный. Выходит,Лукьянов легко обольщал не только женщин, но и собак. Особенно годовалых такс.Я вдруг поняла, что реву. Это уж точно никуда не годилось, Я поспешно вытерлаглаза, так что, когда Лукьянов вошел в квартиру, выглядела как обычно: немногопридурковато, но очень оптимистично.

– Сашка – забавный пес, – сообщил Лукьянов, снимаякроссовки. – И соображает, по-моему, лучше многих людей.

– Лучше меня?

– Это уж точно.

– Спасибо. Всегда приятно, когда говорят хорошее о моейсобаке.

Сашка потрусил к мискам, а Лукьянов подошел и обнял меня.

– Ты почему не уехал? – спросила я.

– Честно? – Он немного отстранился, заглядывая мнев глаза.

– По возможности.

– Сам не знаю. Сел в машину и вдруг решил, что ничегохорошего меня в Москве не ждет. Так же, как в других многочисленных городах.Пошевелил мозгами и пришел к выводу, что твоя квартира – единственное место,где мне хотелось бы находиться. Думаю, что я заслужил небольшой отдых. Скажем,на пару дней. Ты не против?

– Шутишь? Я счастлива. Ты со мной… целых два днянеземного блаженства.

– Хочешь, чтобы я уехал? – спросил он. Вышло это унего грустно и даже испуганно.

– Я хочу, чтобы ты остался навсегда, – вздохнулая. – Правда, понятия не имею, что мы будем делать в этом случае.

– Заниматься любовью, – усмехнулся он, вновьпривлекая меня к себе. – Хочешь, открою шампанское?

– Не хочу. Меня развезет, и я опять начну болтатьглупости.

– Болтай на здоровье. Я готов выслушать что угодно. Уменя же выходной.

– Здорово. Тогда открывай.

Мы выпили. Я вяло пожевала салат, вздохнула, уставилась нагорящую свечу, потом перевела взгляд на Лукьянова, который молча наблюдал замной, и сказала:

– Дед хочет, чтобы он сел за решетку.

– Игнатов?

– Ага.

– Ну что ж… хороший повод задержаться еще на несколькодней.

– Задержаться? – подняла я брови.

– Не притворяйся, – поморщился Лукьянов. – Ясказал то, что сказал. Могу добавить: сказал, что думал. Еще вопросы?

– Нет. Извини.

– Когда ты с таким видом начинаешь извиняться, я струдом сдерживаюсь, чтобы не сказать тебе гадость.

– Извини.

– Да пошла ты к черту. Что за манера всепортить? – Он поднялся и потянул меня за руку. – Идем. С тобой лучшеобщаться в горизонтальном положении. Или в вертикальном, но когда твои мыслизаняты другим. Например, как получить максимальное удовольствие. Предупреждаюсразу, я рад, что остался, и не позволю тебе испортить мне настроение.

– Твое желание для меня закон, – хмыкнула я.

– Значит, мы прекрасно проведем время.

Я пошла за ним в спальню, пытаясь обнаружить в своей душебольшое счастье. Со счастьем были некоторые проблемы, зато появилось чувство,что меня умело водят за нос. Вопрос – с какой стати? А может, я все выдумываю,может, он действительно… Должна быть причина.

Лукьянов оказался прав, эта мысль очень скоро, меняпокинула, так же как и все остальные. И счастье явилось как по заказу, датакое, что хоть сейчас умри, ничего лучше в жизни уже не будет и ждать нечего,а надумаешь ждать – себе дороже, замучаешься.

В комнате было темно, под дверью скулил мой пес, которогоопять не пустили в спальню, а я робко позвала:

– Саша…

– Что? – спросил он. – Хочешь, чтобы ясказал, что люблю тебя? Я тебя люблю. Никогда никого так не любил. И точнознаю, что не буду. Потому и не приезжал, не звонил. К чему сердце рвать? Такпроще.

– Давай уедем куда-нибудь. Далеко.

– Разве только на Шпицберген. Но там хреново. А ятяготею к пятизвездочным отелям.

– Что же делать?

– Ничего. Жить. И радоваться тому, что есть.

Следующий день прошел в высшей степени приятно. Квартиру мыпокидали только для того, чтобы погулять с Сашкой да еще заглянуть в магазин запродуктами. Я приготовила фирменное блюдо, названия оно не имело, но выгляделоаппетитно. Лукьянов мне помогал, оказывается, он знал толк в кулинарии, покрайней мере больше, чем я. Резал лучок, тер морковку. А я то и дело касаласьего, без всякой к тому нужды, то есть нужда была, хотелось чувствовать его рядом,прижаться к плечу. Странно, но его это не раздражало, и на прикосновение моихпальцев он реагировал весьма благосклонно.

Вечером, когда мы устроились перед телевизором, позвонилАртем.