– Да, вы рассказывали, что они дружили, – вспомнила Нина.

– Это была не просто дружба. Об их отношениях ходило много легенд и сплетен, и кое-что из этих сплетен было не лишено основания. Но прежде всего, это был потрясающий творческий союз. Дали впервые встретил гения, равного себе, и он это признал – еще в Мадриде, в Резиденции, где они вместе учились. Сначала избалованный Дали ревновал – он сам привык находиться в центре внимания публики, а центром внимания обитателей Резиденции был Гарсиа Лорка. Но со временем у них возникла глубочайшая связь, эмоциональная и интеллектуальная, память о которой хранилась у обоих до конца жизни и сильно повлияла на их творчество.

– А как же Бунюэль?

– С Бунюэлем они тоже были друзьями. Но к нему Дали относился не так тепло, как к Лорке… Кроме того, Бунюэль в какой-то момент, можно сказать, предал Дали: убрал его имя с афиши фильма «Андалузский пес», который они снимали вместе. Тщеславный Дали, как вы понимаете, ему этого не простил. Возможно, Лорка был его единственным настоящим другом. Сам Лорка писал про Дали: «Породнили нас общие поиски смысла». Действительно, поиски смысла – иначе трудно определить суть его творчества. Уверяю вас, по большому счету знаменитая анаграмма «Аvida Dollars» не касалась непосредственно самого Дали.

– Как же не касалась? – удивилась Нина. – Он ведь очень любил деньги…

– Его отношение к деньгам было довольно абстрактным… Он никогда не знал их истинной цены. Организацией финансовых дел занималась Гала и, надо признать, весьма преуспела. Так что знаменитая анаграмма относилась в первую очередь к Гала.

Нина слышала, как девочки одна за другой потянулись в прихожую. Хлопнула дверца туалета, было слышно, как в унитаз хлынула вода. Было уже поздно, все заторопились по домам.

Нина неохотно отошла от стеллажа с книгами.

– Если хотите, возьмите почитать «Дневник одного гения». Думаю, вам будет интересно и полезно.

– Я не могу, – воскликнула Нина. – Это редкая книга. А если с ней что-то случится?

– Ничего с ней не случится, – покачала головой Ева Георгиевна. – Бери.

Так она впервые обратилась к Нине на ты.

Нина действительно взяла предложенную ей книгу, завернула в полиэтиленовый пакет, положила в рюкзак.

«Дневник одного гения» она прочла на одном дыхании в ту же ночь, вернувшись домой: заперлась у себя в комнате и читала до утра, еще не подозревая, что очень скоро сочинения Дали станут темой ее постоянных размышлений, поисков и сомнений, смыслом жизни, а в будущем – темой диссертации, одобренной непосредственно Востоковой.

Той самой диссертации, которая теперь пылилась на одной из полок среди тетрадей с конспектами и копий бесценных книг, которые Нина изучала в священной тишине барселонских архивов…

* * *

Вот уже второй год Нина боялась.

Постепенно страх сделался фоном всей ее жизни, и Нина к нему привыкла.

Он поселился в Нине в один из снежных дней второй по счету зимы и с тех пор напоминал о себе постоянно.

Его потайные корни уходили в тот далекий вечер в «Доме дракона», когда они вместе с Ксенией – именно вместе, Нина в этом нисколько не сомневалась – сочинили план, позволивший избавиться от Кирилла. И последние слова Ксении про то, что Кирилл опасный человек и забывать про это ни в коем случае нельзя, звучали в Нининых ушах так отчетливо, словно она услышала их вчера. Первое время, наслаждаясь вседозволенностью и деньгами, она старалась не вдумываться в их зловещий смысл, не трогать, не вспоминать, но постепенно они прорастали сквозь ее существо тонкими и колючими побегами страха.

Первый приступ панического ужаса случился у Нины возле рогожинской мэрии. В тот день она получала у Людмилы Дмитриевны одно из бесчисленных направлений на знакомство с ребенком. Подъехав к мэрии, они с Виктором долго не могли припарковаться: на привычном месте стоял огромный черный джип с московским номером, тонированными стеклами и с необычными фарами, какие иногда встречаются у спортивных автомобилей. Рядом стояли машины попроще, с рогожинскими номерами.

– Вот зараза, – беззлобно ворчал Виктор, с завистью посматривая на глянцевые бока джипа, похожего на доисторическое чудище в блестящем панцире.

Наконец «баргузин» примостился в отдалении на противоположной стороне.

В этот миг зазвонил телефон – Нина вздрогнула от неожиданности.

– Алло, – ответила она упавшим голосом.

– Привет… Ты занята?

– Я в Рогожине.

– А я через два дня в Каир улетаю.

– В Каир? Зачем?

– Так, кое-что поснимать.

– Здорово! Возьми меня собой, – невесело шутит Нина.

– Запросто… Одно твое слово, – отвечает Макс, и ей не понятно, всерьез он или нет. – В общем, у нас в распоряжении сегодняшний вечер, завтрашний. А послезавтра рано утром самолет.

– Ох, – вздыхает Нина. – Не могу, слушай. Прости… Давай уже после твоего возвращения…

– Давай. Только непонятно, когда возвращение. Все неопределенно. После Каира, скорее всего, будет Иордания. А потом Израиль. Я пока сам толком ничего не знаю… Недели две-три, как минимум… А то и месяц.

– Ну тогда счастливого пути, – растерянно говорит Нина.

– Пока…

Нина ждет, пока Витя поставит микроавтобус как следует, пока заглушит мотор, пока испанцы наденут и застегнут куртки, и в душе у нее оживает тревожное предчувствие. Где могла она видеть черное чудище? Может, кто-то ей про него рассказывал? И внезапно страшная догадка ослепляет ее, как вспышка света: ну конечно! Как она не сообразила сразу? Это джип Кирилла. Ксения когда-то обмолвилась, что он за бешеные деньги купил черный «хаммер» и сделал необычный тюнинг, и что с тех пор во всей Москве не сыскать другой такой машины.

Нина ощущает тоскливый спазм в животе. Какой черт принес Кирилла в мэрию города Рогожина, откуда его выгнали еще прошлой зимой, целую вечность назад? «Мама, мамочка», – скулит внутри Нины испуганный раненый зверек.

Она вылезает из машины, вытаскивает сумку. С трудом поднимается по темной лестнице, пахнущей склепом, на четвертый этаж мэрии. Лифт не работает. Мигающие лампы дневного света режут глаза, как осколки зеркала.

На четвертом этаже сумрачно и пустынно, в дальнем конце коридора виден прямоугольник пасмурного неба. Возле кабинета Людмилы Дмитриевны тоже никого нет. Нина несмело стучит в дверь и медленно входит, ожидая, что вместо Людмилы Дмитриевны перед ней сейчас возникнет Кирилл, и по его команде вкрадчивые люди подхватят Нину под руки и поведут по лестнице вниз. Сердце бьется поверхностно и учащенно, как бывает при тахикардии. «Недаром говорят – человек все переживает сердцем, – думает Нина. – При таких стрессах я точно его до старости не уберегу».

К ее удивлению, никакого Кирилла в кабинете нет: за столом уютным холмиком возвышается Людмила Дмитриевна. Направление уже подписано. Нина как ни в чем не бывало сует листок в прозрачную папку, с вежливой улыбкой благодарит и прощается.