Сознание путалось, цеплялось то за испачканные чем-то бурым кроссовки неизвестного, но за силуэт в тёмном окне. Протяжный сигнал и сине-красные всполохи отчего-то вызывали надежду.

* * *

Горан чувствовал себя будто в чернильнице, так темно и вязко было все вокруг: и воздух, которым приходилось дышать, и сырая прохлада, которая прокрадывалась под куртку, хватала за шиворот, привязчиво и противно.

Тонкий писк камеры то и дело вырывал его из забытья. И каждый раз он пытался дотянуться до чего-то важного. Там, справа, только сомкнуть пальцы. Но пальцы каждый раз то ли промахивались, то ли того самого, важного, там не было.

Он приоткрыл глаза, поняв, что на дворе уже сгустились сумерки. Отдалённо, где-то в области затылка, прокралась мысль, что он в таком состоянии уже несколько часов и ещё — что столько не живут. И он, Горан, уже вероятнее всего мёртв.

Он пошевелился.

Острая боль подсказала, что он всё ещё жив, и выбросила в реальность. Перед глазами застыл монитор системы наблюдения за квартирой Ираиды. Давно сработала автоматика, переведя камеру в режим ночного видения. Оптика по-прежнему настроена на крохотную малогабаритную «двушку» на третьем этаже питерской многоэтажки.

Горан скользнул взглядом по мутному изображению, уже почти ныряя в знакомые чернильные облака. Две сцепившиеся фигуры. Первый дерущийся, жилистый и ловкий, — незнакомец в шортах. И второй, почти на голову его выше, массивный, угрожающе знакомый. Тонущее в чернилах сознание укололо узнаванием — Лопата. В квартире Ираиды. В её кухне. И с ним — второй, незнакомый.

Мужчина завалился к стене, руки безвольно соскользнули на пол, пальцы сомкнулись на плоском предмете: Горан с удивлением обнаружил в своих руках сотовый.

Помнится, он кому-то хотел позвонить. Схватка в квартире напротив становилась все более ожесточённой. Взгляд уставился на экран. Короткая схватка у стены, возня. Занесённая для удара рука чуть отведена. В зажатом кулаке — знакомая роковая заточка. Мужчина равнодушно наблюдал — сил на сопереживание не осталось. Он только наблюдатель в этом мире. Остальное его не должно волновать.

Светло-серые глаза. Удивлённый, будто испуганный взгляд, чувственный рот, изящный поворот головы, будто оживший портрет давно почившей красавицы. Черные волосы разметались на ветру, живыми змеями оглаживая хрупкие девичьи плечи.

Пальцы набрали «103».

— Скорая помощь слушает.

Пересохшими губами, он назвал адрес Ираиды.

— Что случилось? — ровный голос оператора, будто статиста.

— Ножевое ранение, — прохрипел Горан. Отключаясь, сообщил адрес.

Сине-красные сполохи — это скорая? Так скоро? Почему он, Горан, ничего не слышит?

В соседнем окне старухиной квартиры мелькнула стремительная тень. Камера ночного видения выхватила в темноте коридора бледную кожу, тонкие руки.

* * *

Стеша, сообщив Чернову о взломе квартиры Ираиды, была удивлена — следователь говорил так, будто только этого и ждал. Будто у него все давно рассчитано и просчитано.

— Сидеть, никуда не лезть, — скомандовал он девушке, отключаясь.

Стеша оглянулась, только в эту секунду сообразив, что Егора рядом нет.

— Егор!

Метнулась к двери. Заперто: девушка с силой дёрнула ручку на себя, словно проверяя дерево на прочность.

— ЕГОР! — она беспомощно билась в дверь.

На лестничной площадке было тихо, старая питерская многоэтажка спала, только где-то вдалеке глухо плакал ребёнок. Стеша посмотрела на крючок у двери — там всегда болталась связка ключей от квартиры Ираиды. Сейчас крючок оказался пуст. Девушка бросилась к тумбе в поисках запасных ключей, торопливо выдвигала полочки, ворошила старые квитанции, оставшиеся без пары перчатки, забытую мелочь. Ключей нигде не было.

Ее собственный комплект остался на комоде в квартире Ираиды…

Она закусила губу, судорожно осматриваясь.

Решение, где-то на поверхности решение.

«Марго!» — сердце радостно сжалось. Стеша бросилась в комнату Марго и Мити, бегло огляделась: приоткрытая дверца гардероба, разбросанные диванные подушки, криво задёрнутые занавески. На журнальном столике, среди прошлогодних модных журналов блеснул золотистый брелок с двумя знакомыми ключами: от входной двери и от почтового ящика.

Стеша схватила комплект и бросилась к выходу.

Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы попасть в замочную скважину, ключ никак не хотел поворачиваться и выпускать ее.

В квартире Ираиды слышались пугающие звуки борьбы.

Дверь оказалась приоткрыта. Стеша распахнула ее, вслушиваясь к происходящему. Глухой удар. Шорох осыпающейся штукатурки. Хруст под ногами.

Сильный удар, после которого все стихло. Стало жутко.

— Егор, — прошептала девушка и опрометью бросилась внутрь.

Пробегая мимо гостиной, заместила сине-красные проблески и короткий вскрик сирены.

«Чернов», — обрадовалась девушка и выскочила в кухню.

Посреди неё, сгорбившись и оттирая что-то о кухонное полотенце стоял тот, кого она видела сегодня утром. Тот, кого звали Лопата.

Завидев Стешу, тот криво осклабился:

— О, и сладенькая пожаловала… Чего ж тебе дома не сиделось?

На лестничной площадке послышались торопливые шаги.

Лопата молниеносно бросился к девушке, вцепился в её плечо и дёрнул к себе. В одно мгновение Стеша оказалась прижатой к его телу, повисла куклой-марионеткой над полом. Неловкая попытка ударить локтём под дых и освободиться. В ответ — горло сдавлено так, что дышать стало невозможно, девушка испуганно захрипела, безвольно повисла в паре сантиметров от пола, барахтаясь и ещё надеясь высвободиться. Бессильно царапала ногтями ткань куртки.

Справа мелькнуло что-то длинное и страшное. Она вцепилась руками с локоть нападавшего, повисла, пытаясь ослабить хватку. У горла стало голодно и тесно — остро заточенное лезвие впилось в кожу, заставив замереть.

В кухню ворвался Чернов, щёлкнул выключателем.

— Стоять! — крикнули они одновременно с Лопатой. У Стешиного горла мелькнуло и замерло лезвие кухонного ножа. Девушка сделала глубокий вздох и замерла.

Взгляд упал на распростёртое у стены тело Егора, у него на груди расплывалось алое пятно. Девушка всхлипнула. Лезвие лишь плотнее прижалось к горлу.

— Не дёргайся, а то сдохнешь рядом со своим ухажёром, — угрожающе прошипел Лопата. Стеша замерла. Единственное, что она сейчас видела — это бледное лицо Егора с синеватыми потёками под глазами. Лопата бросил Чернову: — Отойди, ща порешу девку.

Чернов прищурился.

— Спокойно, Лопата. Тебе зачем лишний срок мотать? Ща на зоне-то не сладко. А так, глядишь, условным отделаешься. Подумаешь, старуху грабанул, — Чернов медленно поднял руку, почесал подбородок. — Отпусти девушку, добром прошу.